Прочтём их, ответил я.
Все? сказала Лукина.
Она с сомнением взглянула на расставленные под окном мешки.
Все, заявил я. Не сразу, конечно. Одно за другим. Любой путь начинается с первого шага. Пройдём и этот. Кто знает: может быть, в одном из этих писем люди нам доверили нечто очень важное.
Иришка подошла к мешкам, подпёрла бока руками.
Сказала:
Или в одном из них назвали тебя дураком.
Такое тоже возможно. Даже вероятно.
Лукина вздохнула.
Девки, небось, опять свои фотографии тебе прислали, сказала она. Как та Варвара Мосина из деревни Шмаковка.
Очень может быть, согласился я.
Иришка покачала головой.
Когда мы этим займёмся? спросила она. Я ещё уроки не сделала.
Лукина пнула мешок ногой.
Я пожал плечами.
Делай. Уроки это важно.
А ты?
Иришка посмотрела на меня.
Я сейчас поеду на улицу Розы Люксембург. Повезу очередную открытку. Там меня уже вторую неделю дожидаются.
Моё настроение чуть ухудшилось, когда я увидел сидевшую на моей кровати Иришку и пачки писем, разложенные на полу у окна в высокие стопки.
Лукина обернулась показала мне распечатанный конверт.
Тут мальчик из Тулы спросил, было ли тебе страшно, когда ты заходил в горящий сарай, сказала Иришка. Что ему написать?
Ничего пока не пиши, ответил я. Журналистка об этом в своей статье напишет.
Иришка пожала плечами.
Ладно, сказала она. В чём ты будешь завтра фотографироваться для статьи?
Я пожал плечами.
Пиджак надену.
Правильно, сказала Лукина. Комсомольский значок не забудь.
Иришка принесла из комнаты родителей пару галстуков своего отца. Но их я тоже отверг. Заявил сестре, что обойдусь без «удавок на шею». Улыбнулся в ответ на Иришкины упрёки. Застегнул пиджак
на пуговицу, взглянул на своё отражение в зеркале. В пиджаке я выглядел худым и серьёзным.
Я снова отметил, что пиджак мне тесноват.
Поправил на лацкане комсомольский значок с изображением Ленина.
Пробормотал:
Нормально. Обычный советский старшеклассник. То, что доктор прописал.
Максим Григорьевич смущённо улыбнулся математичке, поправил очки. Потребовал, чтобы мы после урока «не разбегались», а «дружно» шли в спортзал. Он пробежался взглядом по классу, задержал его на моём лице.
Надя Веретенникова спросила:
Опять Пиняева награждать будут?
Ученики десятого «Б» класса посмотрели в мою сторону.
«А что случилось?» послышались вопросы.
Максим Григорьевич вновь продемонстрировал нам свои крупные передние зубы и ответил:
Увидите.
Наш временный классный руководитель в это время беседовал с наряженным в спортивный костюм Ильёй Муромцем (выглядевшим по обыкновению сонным). Максим Григорьевич энергично жестикулировал Илья Фёдорович меланхолично кивал. Я наблюдал за тем, как становился напротив нас одиннадцатый «А» класс (Лена Зосимова на этот раз явилась вместе с одноклассниками). Увидел, что Иришка посматривала в сторону одиннадцатого «Б»: она отыскивала там взглядом Генку Тюляева. Отметил, что Черепанов сегодня не смотрел в сторону десятого «А». А вот Света Клубничкина на нас поглядывала хмурила брови, будто бы расстроенная отсутствием внимания с нашей стороны.
В спортивный зал вошла директриса. Её сопровождал серьёзный мужчина в форме полковника милиции: Юрий Михайлович Тюляев. При появлении милиционера и Клавдии Ивановны школьники выстроились вдоль стен за считанные секунды, подравняли ряды. Классные руководители поспешили к директрисе. Рванул к Кульженко и Максим Григорьевич. Клавдия Ивановна встретила нашего временного классного руководителя вопросом (я не расслышал её слова). Максим Григорьевич обернулся, посмотрел мне в глаза. Указал в мою сторону рукой. «Точно, Васю Пиняева опять наградят, произнёс у меня за спиной девичий голос. На этот раз ему пожарные грамоту дадут».
Школьники притихли, посматривали в мою сторону. Замерли неподалёку от шведской стенки учителя, директриса и полковник милиции (я отметил, что Генкин отец действительно держал в руке лист плотной бумаги, издали походивший на грамоту). Учителя тихо переговаривались, посматривали на широко распахнутые двери. Я тоже взглянул на вход в спортивный зал в тот самый миг, когда в дверном проёме появились раскрасневшаяся Анастасия Рева и усатый Николай (с фотоаппаратом на груди и с громоздкой фотовспышкой в руке). Журналистка отыскала глазами нашу директрису, смущённо улыбнулась. Клавдия Ивановна укоризненно качнула головой, повернулась лицом к школьникам.
Она сказала короткую вступительную речь (на этот раз почти лишённую пафоса). Директриса заявила, что гордится учениками нашей школы: и теми, которые проявили себя во время Великой Отечественной войны, и теми, кто совершает героические поступки уже «в наши мирные дни». Она напомнила нам о случившемся в январе пожаре, когда едва не погиб в огне школьник. Тогда, по её словам, «проявил героизм ученик десятого Б класса нашей школы Василий Пиняев». Директриса не взглянула в мою сторону, но безошибочно указала на меня рукой. Она сообщила, что «не прошло и месяца», как «ученик нашей школы снова отличился». Она предоставила слово Юрию Михайловичу.
Полковник милиции поправил фуражку, обвёл строгим взглядом притихших старшеклассников. Я вновь отметил, что Генка сильно походил на своего отца. Невольно представил, как Геннадий выглядел бы сейчас в милицейской форме. Полковник кашлянул и короткими рублеными фразами (походившими на команды) объявил благодарность педагогам сорок восьмой кировозаводской школы и «директрисе школы