Нельзя! строго сказала Маша. Ни в коем случае! Послеоперационный период, понимать надо! Лучше достань молока. Молоко для собаки лучшее лекарство. Но только с завтрашнего дня.
Утром было не до молока. Пленный сообщил настолько важные сведения, что они могли повлиять на планы
командования. В таких случаях разведчиков посылают за контрольным «языком». На этот раз группу возглавил Громов. Когда он проверил готовность разведчиков, дал час на отдых и отправился в свой блиндаж, ему встретился доктор Васильев.
Ну как мой пациент?
Какой еще пациент?
Вот те раз! Заставил сделать, можно сказать, уникальную операцию, а теперь
Елкипалки! хлопнул себя по лбу Громов. Совсем забыл! Пошли быстрее. Хотя нет, ты иди, а я заскочу на кухню: каши захвачу, супу какогонибудь. А ты с пустыми руками? Эх, медицина! Давайка перебежками за снадобьями и ко мне!
Назад Громов бежал с двумя полными котелками. Скатился в блиндаж. Перевел дух и подошел к загородке, у которой уже стоял врач.
Ну как он? спросил Виктор.
Смотри сам.
Рекс лежал на боку, вцепившись в жерди загородки. Гипс на лапах надкусан. Бинты сорваны. На кровоточащих ранах тучи мух.
Ну и фрукт! покачал головой доктор. Знаешь, Виктор, я, пожалуй, уйду. Случай клинически ясный: больной поправляться не хочет. Ну и пес с ним, с этим псом! Вынеси его на воздух, и пусть околевает. А можно и укольчик
Громов стоял в стороне и методично тюкал кулаком по стенке блиндажа. До собаки ли сейчас! До опытов ли с рефлексами! Через час он будет на «той стороне» и, как знать, не окажется ли он сам в таком же положении, что и Рекс?
Знаешь что, сказал он врачу, чтобы совесть была чиста, давай все сделаем почеловечески. Я сегодня ухожу. К утру должен вернуться. Если задержусь, решай сам, какой ему делать укол.
Доктор внимательно посмотрел на Виктора. Вздохнул. Стиснул его плечо. Раскрыл сумку и сказал:
Свяжи на время ему морду.
Громов сжал пасть и обмотал ее широким бинтом. Рекс зло поскуливал, щурил побелевшие глаза, но на большее сил у него не хватало.
Доктор промыл раны, засыпал их стрептоцидом, обмазал края карболкой и припорошил серой.
На серу мухи не сядут, пояснил он. Как только края подсохнут, начнешь делать свинцовые примочки. Научись, кстати, пользоваться шприцем. Пусть, как говорят медики, целебная боль исходит от тебя.
Виктор взял шприц, неловко ткнул в бедро. Рекс дернулся и игла сломалась. Доктор молча заменил иглу, наполнил шприц и протянул Виктору. Снова взмах. Взвизг! Но укол удался.
Теперь неплохо бы ему поесть, заметил доктор.
А пить можно?
Можно.
Виктор поставил за загородку котелки с водой и кашей, откинулся на топчан и закурил. Но тут же спохватился и погасил окурок.
Ты чего? удивился доктор.
Дыма не любит, виновато улыбнулся Громов. А зовут его, между прочим, Рексом.
Сам придумал?
А что, плохо?
Сойдет. Утром заходи: выдам шприц и лекарства.
Громов кивнул и протянул руку:
Спасибо, Коля. Пока
До завтра, дрогнувшим голосом сказал доктор и быстро вышел.
Странным было это лето лето сорок третьего года. Не было солдата и командира, который бы не чувствовал, что вотвот грянет большое наступление. А готовились к обороне: рыли траншеи, укрепляли блиндажи, копали противотанковые рвы, ставили мины. Перестрелки, правда, случались, но это были бои местного значения.
Зато у разведчиков работы хоть отбавляй. Иногда на ничейной земле сталкивались наши и немецкие группы. Тогда завязывался бой. Даже не бой, а страшная драка, когда старались не шуметь и не стрелять, а бились молча прикладами, ножами, саперными лопатками и зажатыми в кулак гранатами.
Как раз в такую драку ввязалась группа Громова. Четверо разведчиков, постепенно отступая, отвлекали немцев, а Громов и Седых схоронились в воронке. Переждали. Выбрались наружу и скользнули под проволочное заграждение.
У первого же блиндажа пришлось залечь: совсем близко маячил часовой, за ним другой, третий. Как ни коротка летняя ночь, а своего все же дождались. Какойто офицер вышел проветриться. Тутто и встретил его Громов правой в челюсть.
Пленный оказался танкистом. Долго отмалчивался, а потом заявил, что дни русских сочтены, так как фюрер прислал такие танки, которые не взять ни одной пушке. «Тигры» быстро сомнут русскую оборону и снова выйдут к Волге. Пришлось выяснять, что же это за «тигры», какая у них броня, какое вооружение, какая проходимость.
К вечеру допрос закончился, и Громов отправился в свой блиндаж. Он повалился на топчан и совсем уж было заснул, как вдруг услышал слабое поскуливание. Встал, заглянул за загородку. Шинель в самом углу, скомкана и местами покусана, Рекс разворошил солому и лежал на голой земле. Гипс цел. Бинты на месте. Крови не видно. Но котелки с водой и кашей не тронуты.
Да пропади ты пропадом, проклятая псина! выругался Громов
и мгновенно уснул.
Снился старый, хорошо знакомый сон. Во время артобстрела Громов попал в дымящуюся воронку. Он хорошо знает, что скоро в эту воронку попадет снаряд. Надо быстрее выбираться. Но ктото крепко держит его за руку. В конце концов он вырывается и выскакивает из воронки. Так было каждую ночь. Но сейчас руку держали так цепко, что у Громова зашевелились волосы: ведь он уже слышал вой того самого снаряда, который летел в его воронку.