Ты давно здесь? виновато спросил он.
Давно. Принесла грелку, смотрю тебе не до меня. Села в уголок и сижу. Дурной ты у меня, Витенька. Маша поднялась и обняла Виктора. Такой большой, такой сильный и такой слабый.
Как это слабый?! попытался возразить Виктор, но Маша обнимала его крепче и крепче, сбивая и путая мысли.
Да так, Витенька, слабый, шептала Маша. На ласку ты слабый, на доброе слово, на нежность женскую. Я же чую, сердцем бабьим чую: погладь тебя, приголубь ты и размяк. Видно, мало ласки перепало в детстве. Мать, что ли, строгая? А подрос девушек, поди, стеснялся. Все парней по скулам лупил боксом своим, а надо было хоть разок изза девчонки подраться и она бы за тобой на край света пошла. Да что там пошла, полетела бы, как я. Обожгла бы крылышки, а полетела.
Неужели все это видно? недоверчиво спросил Виктор.
Что
видно?
Ну то, что ты говорила. Что я девушек стеснялся и все такое
Нее, повернулась к нему Маша и привстала на колени. Ничего не видно, кроме того, что ты Маша сделала паузу, что ты мужчина. С большой буквы мужчина.
Как это с большой буквы?
Ну, значит, сильный, умный, честный, благородный, в меру красивый Нуну, не хмурься, перебор в красоте, как правило, во вред всему остальному. Но самое главное, ты надежный! Из тебя муж хороший получится. И отец.
Ты думаешь?
Я знаю, както сразу погрустнела Маша. Я бы с радостью вышла за тебя замуж.
Так в чем же дело? привстал и Виктор. Я же предлагал. Не раз предлагал.
Помню, Витенька. Помню и ценю. Но я не могу. Не время сейчас. Какая свадьба на войне? И что за семья без детей? Погоди, помолчи. Я знаю, что ты скажешь: уезжай, мол, в тыл, рожай и расти сыновей.
И дочек, улыбнулся Виктор. Я согласен и на дочек.
Ну, уеду, ну, рожу. А ты попрежнему будешь чуть ли не каждую ночь ползать за «языком», пока Ято знаю, разведчиков всегда бросают в самое пекло, и потери среди них самые большие. Ох, Витенька, сколько я вашего брата вынесла на закорках! А сколько их не донесла Мало ли сирот сейчас растет, родившихся до войны, так зачем же еще и фронтового образца?
Странно ты рассуждаешь. Вроде бы все правильно, и в то же время, извини, конечно, не полюдски. Что же, потвоему, если война, то вся жизнь должна остановиться? Виктор достал папиросу, нервно закурил. Если так, то почему на прошлой неделе два батальона затаив дыхание слушали скрипача? Почему минометчик Козин уже три альбома извел на рисунки? А знаешь, что он рисует? Не поверишь пейзажи.
Вдруг в блиндаже послышались какоето бульканье, хрип, скулеж и стон. Это собака вдохнула табачный дым и сразу же забилась, задергалась, начала задыхаться. На бинтах показалась кровь.
Вот черт! Ну надо же Ну извини, не знал, виновато говорил Виктор, торопливо втаптывая папиросу в землю. Больше не буду. Не веришь? Совсем брошу, ейбогу, давно собирался, а теперь вот возьму и брошу! Я же до войны в рот не брал.
Маша даже не шелохнулась. Укрылась до самого подбородка шинелью, а потом вообще отвернулась к стене: глаза бы, мол, не видели.
Виктор присел на краешек топчана.
Не злись. Чего ты, в самом деле? Живая же тварь. Жалко.
Аа! взвилась Маша. Сказала бы я тебе, капитан, на солдатском языке, да уши пожалею! Ладно, забавляйся, черт с тобой. Тем более что результат уже есть бросил курить. А ведь сколько я тебя просила, помнишь, а? Уу, злодей! неожиданно ласково закончила Маша и поцеловала Виктора.
Громов тут же расцвел и доверчиво попросил:
Марусь, дай женский совет
Это еще что такое? Что за новости?! Маша шутливо потрепала его за ухо.
Да я о нем, о волкодаве этом. Кличку бы его узнать.
А что, разве при нем не оказалось удостоверения личности? съязвила Маша. Проще простого: называй подряд все собачьи имена, пока не отзовется.
Прекрасная мысль! Хотя черт его знает, какие клички дают фрицы. Знаешь что, давай окрестим его заново.
Давай. Назови его Гансом, опять съязвила Маша.
Она сама не понимала, что с ней, но вся эта затея была ей не по душе. «Впрочем, пусть побалуется, думала она. Ято знаю, что пес не жилец. Через деньдругой сдохнет, и все кончится само собой Вот только блиндаж надо будет как следует проветрить, озабоченно подумала Маша, а то псиной так и разит».
Нет, Гансом нельзя, не заметил иронии Виктор. Это же человеческое имя. Надо придумать чтонибудь собачье, известное у нас. Скажем, Трезор. Нет, не то. Бобик или Шарик нет, не для такого зверя. Кличка должна быть короткой и звучной, как выстрел. Том? Нет. Барс? Ближе, но не то. Рекс? Погодипогоди. Рекс это звучит. Ррекс! Точно, Ррекс! Решено, быть тебе, собака, Рексом! Давай, Рекс, лапу, будем знакомиться.
А я буду звать его Гансом, мрачно заметила Маша.
Громов легонько потрепал лапу. У Рекса дрогнули губы, пасть медленно раскрылась и слабо щелкнули зубы.
Даа, брат, трудно нам будет, вздохнул Виктор. Изведем друг друга, измотаем. Характерец у тебя не дай бог. Однолюб, видно. Бобыль. Силой тебя не сломать. Ласки не понимаешь. Значит, надо влезть в твою шкуру. Попробую, Рекс, обязательно попробую понять, чего хотел бы на твоем месте. Сейчас, наверное, душу готов заложить за глоток воды?