Разрежьте, чуть слышно шепнула Маша.
Ожила! обрадовался офицер. Молодец! Умница! Ноги целы, ты не волнуйся, просто валенки жалко.
А глаза?! Что с глазами?!
А что глаза? В порядке глаза! преувеличенно бодро сказал он. Это кожа. Понимаешь, тебя по лбу царапнуло. Ничего особенного, просто лоскут кожи отсекло: онто и мешает смотреть. Не трогай! Я сам! Малость оттает, кожа размякнет и я посажу ее на место. А про живот не думай, рана пустяковая. До свадьбы заживет.
Нет, старлей, не заживет, слабо улыбнулась Маша.
Как это не заживет?! Обязательно заживет! Разведка все знает и про прошлое, и про будущее! хохотнул спаситель, сверкнув синими глазами.
Была уже свадьба, вздохнула Маша. И слава богу, что была. А то бы кто меня взял, такую уродину. Ни бровей, поди, ни лба не осталось. Носто хоть есть? пыталась шутить, дрожа от страха, Маша.
Офицер наклонился к самому лицу, осторожно снял кроваволедяную корку, приподнял лоскут кожи и посадил его на старое место. Потом умело наложил повязку. Но Маша уже ничего не чувствовала она снова потеряла сознание. Последнее, о чем она подумала, знакомые глаза. Гдето она их видела. Вот только где? Да разве всех упомнишь? Сколько раненых прошло через ее руки, сколько видела глаз умоляющих, сухих, злых, плачущих, подернутых пеленой смерти. Но цвет? Нет, на цвет она не обращала внимания. «Не ври, Машка, сказала она самой себе, раз запомнила значит, обратила» В госпитале она попыталась узнать, что за старший лейтенант вытащил ее изпод обстрела и оказал первую помощь, но этого никто не знал.
И вот теперь ее спаситель истекает кровью в блиндаже, а она, как девчонка, вспоминает подробности первого свидания. Маша схватила сумку и выскочила наружу. Бежала что было сил, но когда распахнула дверь, от возмущения и радости потеряла дар речи. Громов и Васильев потягивали из кружек чай и, от души смеясь, рассказывали анекдоты.
С ума посходили, выдавила она. Мальчишки
Маша хотела сесть на топчан и тут же подевчоночьи отчаянно завизжала.
На тюфяке лежал здоровенный окровавленный пес. Было видно, что он беспомощен и вообще не жилец, но даже сейчас собака внушала страх. Кавалер ордена Красной Звезды и медали «За отвагу» младший сержант Мария Орешникова отскочила в противоположный угол и опустилась прямо на пол.
Ввы что?! Тты что?! дрожащим голосом сказала она. Откуда здесь эта тварь?! зашлась в скандальном крике Маша. Неужели это та самая гадина, которая калечила наших ребят?! Сколько парней пропало! И каких парней! Разведчики
же! Один пятерых стоит! Я заметила, я заметила, как бережно ты тащил этого ублюдка! сузила она глаза на Виктора. Я убитого Сидоренко, а ты фашистскую падаль, изза которой он погиб. Ну и что теперь?
Виктор давно привык к резким переменам в настроении Маши. Правда, он не понимал, в чем причина, но старался объяснить тем, что на войне и мужикито частенько теряют самообладание, а женщине куда труднее. К тому же Маша не телефонистка и не госпитальная медсестра, которые и немцевто живых не видели. Маша все время на передовой, все время под огнем. Как ни берегут солдаты девчоноксанинструкторов, а достается им по первое число: вытаскивать здоровенных мужиков изпод обстрела, перевязывать их, утешать, отстреливаться от немцев это, конечно, не делает характер мягче.
Как мог, Виктор успокаивал Машу, частенько обращал ее гнев в шутку. Потом она, как правило, винилась, становилась еще более ласковой и нежной, как бы стараясь загладить свои выходки. Но раньше все их размолвки происходили без свидетелей. На людях же Маша была предупредительной и сдержанной. А тут вдруг прорвало, да еще при ее начальнике и друге Виктора хирурге Васильеве! Прямотаки семейная сцена.
Доктор Васильев, как, впрочем, и почти вся дивизия, хорошо знал об отношениях Маши и Виктора, втайне завидовал им и втайне не одобрял. Почему знал он один, но до поры до времени молчал.
Ну вот что, младший сержант Орешникова! строго сказал капитан Васильев, решив, что пора выручать друга. Истерику кончайте и за дело! Эта собака ищейка, и ищейка классная. Поэтому она представляет интерес для разведки. Какой именно, не нашего ума дело. Наше дело как пленному немцу, так и пленной собаке оказать медицинскую помощь. Так что готовьте шприц, бинты, стрептоцид, камфару и все остальное. Будем оперировать!
Оперироваать?! вскочила Маша. И я должна ассистировать?!
Да! жестко сказал доктор. Спирт! Быстро мыть руки и за дело. Посторонних попрошу удалиться, обернулся он к Виктору.
Громов выскочил из блиндажа. Деланноспокойным шагом он ходил тудасюда по ходу сообщения, так же деланноспокойно курил и костерил себя на все лады. «На кой черт связался с этой собакой?! Жил себе, как все, воевал не хуже других. Друзья есть, даже любимая девушка не такой уж частый подарок судьбы на фронте и то была. Стоп, почему была? Есть! Никуда не делась Маша: живаздорова и возится с моей собакой. С моей? Интересно, с чего это я взял, что она моя? Никакая она не моя! Немецкая овчарка есть немецкая овчарка, и не только по породе, но и по принадлежности. Маша права, эта псина загубила немало наших ребят, а я, как последний дурак, приволок зверя в свой блиндаж. Да еще уложил на топчан! Понятно, почему Маша так разозлилась: уложить фашистского пса на тюфяк, который она сама набивала сухой травой. Тут любой раскипятится Нет, придется собаку пустить в расход, не ссориться же в самом деле изза нее с Машей да и со всей ротой. Решено!» Резким ударом каблука Виктор вдавил окурок в землю и скатился в блиндаж. С чего начать, Виктор уже придумал и поэтому, распахнув дверь, чуть ли не рявкнул: