Кряхтя и чертыхаясь, Мирошников с трудом натянул сапог и молча перелез через бруствер.
Офицера нашли быстро. Разведчики потащили его, а саперы Сидоренко. Капитан полз последним. Вдруг он услышал глухое рычание. Замер. Прислушался. Тишина.
Снова пополз и снова рычание. Неожиданно взлетела ракета, но еще раньше Громов заметил воронку и скатился вниз. В тот же миг на рукаве клацнули зубы.
Не так уж долго висела ракета, но Громов успел разглядеть того самого пса. Большой. Черный. Весь в крови. Передние лапы перебиты. Из воронки ему не выбраться. Там бы и сдох. Но рядом оказался враг, и собака нашла силы вцепиться в него мертвой хваткой.
Рукояткой пистолета Громов разжал зубы. Приставил дуло к окровавленной морде. Подумал. Достал ремешок, крепко связал пасть, накинул на грудь петлю, выбрался из воронки и потащил собаку за собой. Поначалу она пыталась вырваться, но полоса крови становилась все уже, а рывки слабее.
«Уходят последние силы, подумал Громов. Жалко. Тоже ведь «язык», хоть и бессловесный. И как это мы не догадались натаскать хоть какуюнибудь дворняжку?! Хорошая собака в нашем деле дорогого стоит. Такую собаку воспитывают годами. Стоп! А что, если этого фашиста передрессировать? Вот было бы дело! Только сдохнешь ты, проклятая псина. Как пить дать, сдохнешь».
Собака временами приходила в себя, слабо поскуливала, но, почуяв чужого, рычала и, как могла, сопротивлялась. Когда Громов останавливался и поводок ослабевал, собака поворачивалась мордой на запад и пыталась ползти к своим.
Дрессировочка! восхищался капитан.
Когда Громов свалился в траншею и втащил здоровенного пса, все так и ахнули.
Это еще зачем?
Что, тот самый?
Ну и зверюга!
Сколько, зараза, наших погубил! Пристрелить его немедленно!
Там уж стрелятьто некуда и так весь в дырках.
Я найду!
Отставить! отрубил Громов. Ефрейтор Мирошников, ваша работа?
Так точно.
Полдиска? А он дышит. И даже за рукав цапнул! Тащите в мой блиндаж, там разберемся.
Освободился Громов часа через три. По дороге из штаба заглянул в медсанбат, рассказал о своем пленнике, и вместе с хирургом они отправились в блиндаж.
Ты смотри! удивился Громов. Живого места нет, а дышит. С такой собакой стоит повозиться.
Зачем? На кой черт собакаинвалид?
Хотя бы для потомства. Ты смотри, какой рост, какая грудь! А ноги! На таких поджарых ногах можно пробежать километров тридцать. Пес еще молодой: шерсть гладкая, шелковистая, да и зубы белые. Ему года три не больше.
Не болтай чепуху! взорвался врач. На этих поджарых ногах он догонял наших ребят, а белыми клыками одних калечил, других убивал. Подружески прошу, пристрели и делу конец! Да с такими ранами он не жилец, как врач говорю.
В принципе ты, конечно, прав, вздохнул Громов. Но ведь Был у меня до войны друг соперник на ринге. Он служил в милиции проводником сыскной собаки. Коечему я у него научился. Ты не представляешь, что может сделать хорошо дрессированная собака! Взять хотя бы эту. Ведь какие ребята ходили за «языком», а пес их обнаруживал.
Поставишь собаку на ноги, попробую передрессировать. Не удастся можно и пристрелить.
Ну и темный же ты мужик! не успокаивался врач. Ты хоть представляешь, что такое рефлексы первого и второго порядка? Думаешь, в благодарность за тушенку пес начнет ловить фрицев? Черта с два! Первое что он сделает, перегрызет тебе глотку.
Это уж моя забота. Главное поставь на ноги.
Ну, смотри, Виктор, я тебя предупредил. Возьмика бинт и свяжи пасть, а то в агонии может так хватануть
После осмотра врач заявил, что собаке осталось жить с полчаса, но если Громов настаивает, он может вправить суставы и наложить гипс. Можно также промыть все восемь ран, к счастью, они сквозные, и сделать пару стрептоцидных уколов.
Пошли когонибудь за Машей, попросил он. Пусть принесет мою сумку. Да и без ассистента не обойтись.
Когда Маше сказали, что доктор Васильев велел взять его сумку и на всех парах нестись в блиндаж капитана Громова, она так и осела. «Неужели чтото с Виктором? Неужели он промолчал о ранении и теперь исходит кровью? С него станется, он такой: молчит и зыркает своими синими глазищами. Господи, а как они голубеют, когда» У Маши сладко заныло под сердцем. Эх, войназлодейка! Кому горе и разлука, а ей любовь.
Любовь Маша даже улыбнулась, вспомнив, как они познакомились, причем, сами того не ведая, второй раз. Позже, гораздо позже это выяснилось, но тогда Нет, этот день не забыть до самой березки. В Сталинграде добивали Паулюса. Немцы сопротивлялись отчаянно. Гвардейскому полку, в котором воевала Маша, предстояло преодолеть сорок километров. Так вот гвардейцы шли их три недели! Скольких раненых спасла тогда Маша!
Но у какогото полуразрушенного здания задело и ее осколочное ранение в живот и в голову. От потери крови, пронизывающего ветра и мороза Маша превратилась в ледышку, к тому же была без сознания. Очнулась, когда ктото пытался снять с нее валенки они примерзли к ногам. Открыла глаза все видится розоватокрасным. Натопленный подвал. За стеной шум боя. Незнакомый старший лейтенант осторожно стаскивает с нее валенки.