Сейчас он мне заговорщически подмигнул, и я сообразил, что, как бы там ни было, но всё идёт точно по стратегии, которую разработал тренер Максар. Согласно его хитрому плану, я первые три круга не должен был никак проявлять себя, держаться в серединке, беречь силы, вперёд не рваться, пусть все думают, что я повторю прошлогодний результат Зигги. На четвёртом круге мне следовало аккуратно переместиться в число лидеров пелетона, их будет, полагал тренер, всего двое: Грумель из Фиолетового района и Караман из Зелёного. Обоих можно не опасаться, они к тому времени уже исчерпают свои резервы. А вот в начале пятого круга ты должен прибавить темп, достать Барата, но пока что не обгонять, сопеть в затылок, пусть он запаникует, тоже прибавит, скорее всего собьёт дыхание. В общем, давить на психику. И на последней трети я там встану, махну синим флажком резкий спурт и лететь, лететь как стрела к финишной ленточке. Барат сломается, считал тренер. Он уже трёхкратный чемпион Больших Игр, привык побеждать без усилий, не сумеет мобилизоваться. Вот увидишь: он сдохнет.
Ты уж не подведи, как-то искательно, заглядывая мне в глаза, сказал тренер Максар.
Я его понимал.
Через пару месяцев тренеру Максару исполнялось шестьдесят пять лет.
Пора в Дом Снов.
Следующих Игр он уже не увидит.
Собственно, пока всё так и шло. На четвёртом круге я, соблюдая предельную осторожность, постепенно, по сантиметру, переместился вплотную к лидерам, особого труда это мне не составило, а на пятом прибавил темп и начал уверенно догонять Барата. Правда, некоторое время меня беспокоил фиолетовый Грумель он тоже прибавил темп и метров двести, точно привязанный, шёл вровень со мной, но в конце концов начал медленно отодвигаться назад и ещё метров через пятьдесят я перестал слышать его рвущееся дыхание. А вот Барат, напротив, почувствовав меня за спиной, несомненно занервничал. Попытался от меня оторваться, но ему это не удалось. Завертел головой, чего делать, конечно, не следовало, и действительно сбился с шага. Жребий лёг так, что мы бежали по соседним дорожкам, и я хорошо видел, как расплываются на его жёлтой майке тёмные пятна пота.
Барат явно запаниковал. Тем более что стадион взревел, почувствовав надвигающуюся сенсацию. Этот рёв меня обнадёжил и подтолкнул, я ещё поднапрягся и наконец обошёл Барата. Правда, как тут же выяснилось, ненадолго. Барат, чуть нагнув массивную голову, вдруг вновь оказался впереди меня на целых два шага. Я прибавил ещё, и Барат, вопреки всем ожиданиям, тоже прибавил. Что бы там тренер ни говорил, но он и не думал сдаваться. Разрыв между нами хоть сокращался, я чувствовал это, но очень медленно, по волоску, а до финиша оставалось уже всего ничего. Честно говоря, я вдруг растерялся. Червячок сомнений, в течение всего забега дремавший, неожиданно заворочался и укусил мне сердце. Происходило что-то не то. Каким-то жутким усилием мне удалось отыграть сперва один шаг, затем больше половины второго. Теперь мы с Баратом бежали почти вровень. Правда, именно что почти. Он всё-таки был впереди на жалкие сантиметры, но обгонял, обгонял меня! Я видел сбоку его оскаленную физиономию, вытаращенные глаза, капли пота на щеках. Я слышал, как он всхлипывает от недостатка воздуха. Барат действительно подыхал. Ах, если бы мне ещё хотя бы сто метров!.. Пусть даже не сто, пусть пятьдесят, пусть тридцать, пусть двадцать!.. Вот только этих спасительных двадцати метров уже не было.
Грянул гонг, ударив меня точно звонкой сковородкой по голове.
Барат пересёк белую линию и, как бы надломившись, упал, проехал немного вперёд всем телом. Я едва успел отвернуть, чтобы не наступить на него затормозил, подпрыгнул, потоптался на месте, опять подпрыгнул.
Я никак не мог успокоиться.
Во мне бурлили нерастраченные до конца силы.
Глава 5. Лес
Сил ни у кого нет. Дим с Петером всё-таки умудряются развести костёр. Доедают последнюю пищевую пасту из тюбиков, запивают её сырой водой из ручья даже Леда не напоминает, что, раз уж дезинфицирующие таблетки закончились, воду следовало бы вскипятить. О том, чтобы установить ночные дежурства, она тоже не заикается: бесполезно. Семекка и Петер уже посапывают, прижавшись друг к другу. У Дима веки безнадёжно слипаются, отгораживая его от всего. Вздёргивая их в наваливающейся дрёме, он с тупым удивлением отмечает, что Леда, тем не менее, ещё сидит у костра, развернув на коленях карту, сверяясь то с компасом, то с шагомером.
Шепчет:
Так где же мы?.. Где мы?.. Где?..
Ответа на этот вопрос ей, видимо, не найти. Кругом лес и тьма, простирающиеся на тысячи километров, и нет ничего, кроме леса и тьмы, кроме встающих из буреломов теней, кроме шорохов и поскрипываний обросших лишайниками древесных стволов.
Диму кажется почему-то, что если они заснут, то больше уже не проснутся. Лес поглотит их, растворит в своём мраке, так же, как первую экспедицию. Раффан погиб, до Гелиоса им не дойти, никто не узнает, что с ними случилось.
Но когда как представляется, всего минут через пять он открывает
информация, как раз та, что требуется и им, и Эразму. А затем, когда Яннер наконец умолкает, Леда, в свою очередь, рассказывает ему об Аркадии. Она говорит о просторном и светлом полисе с тремя озёрами, полными хрустальной воды, с большими парками, с чистыми улицами и домами. О полисе, где люди не знают ни голода, ни насилия, ни болезней, где они живут в безопасности, поскольку от внешнего мира их защищает надёжный Периметр. О полисе, жители которого счастливы: каждый занимается любимым делом и потому жизнь его исполнена смысла. Она рассказывает о галереях картин, о павильонах, где выставляются изделия высокого ремесла, о самодеятельных концертах, собирающих полные площади зрителей, о ежеквартальных Праздниках Песни, таких же ежеквартальных Праздниках Мастеров, рассказывает о Больших Ежегодных играх, о красочных флагах, развевающихся на ветру, о музыке, исполняемой в честь чемпионов, о грандиозном лазерном шоу в день завершения Игр Голос её несколько суховат, но, вероятно, поэтому звучит убедительно. Знакомые с детства картинки так и всплывают у Дима перед глазами.