Не знаю, куда я подался бы после этих двух неудач, бродили невнятные мысли попробовать себя в живописи, в музыке или, быть может, в каком-нибудь ремесле, хотя я чувствовал, что никаких художественных способностей у меня нет, но тут тренер Максар, занимавшейся нашей волейбольной командой, обратил внимание на мои короткие пробежки по полю.
Мяч ты, конечно, то и дело теряешь, сказал он. Но рывок к нему у тебя впечатляющий. И хороший темп ты тоже способен держать в течение всей игры. Может быть, тут и стоит работать
Так неожиданно выяснилось, что бег это моё. На первой же прикидке, которую тренер Максар провёл, я показал достаточно впечатляющий результат, и, что важнее, существенно улучшил его уже через три месяца тренировок. Я как-то очень естественно стал чемпионом школы, а затем, через год, оказавшись по возрасту в категории юниоров, отличился и на квартальных, и на районных соревнованиях. Правда, в последнем случае я победил с громадным трудом, еле-еле, на миллиметры, опередив Зигги, чемпиона прошлого года, но и этого было достаточно для перехода на следующий уровень. Успех в финале района был особенно важен: оба призёра их автоматически становились участниками Больших Ежегодных Игр. Я таким образом попадал в десятку лучших бегунов полиса, а это было уже кое-что. Я чувствовал, что начинаю существовать. Тем более что тренер Максар был убеждён: нынешние мои результаты далеко не предел.
Ты ещё не раскрыл по-настоящему свой потенциал, долбил он мне в темечко, пока я готовился к выполнению очередного комплекса упражнений. Твоя сила не в одном только рывке, но и в таланте
выносливости. Пять кругов по Центральному стадиону это большая дистанция. Далеко не каждый из финальной десятки сможет пройти её, не сбавляя темпа. Не могу гарантировать, разумеется, что ты станешь первым, но поверь, уже в этом сезоне у тебя хорошие шансы попасть в тройку призёров. Игры есть Игры, тут возможны всякие чудеса. Представь: вдруг Синие в этот раз победят.
Это был актуальный момент. С давних пор Аркадия была разбита на пять крупных районов, получивших названия по пяти основным цветам: Красный, Желтый, Зеленый, Синий и Фиолетовый. Я сам, как и тренер Максар, по рождению был записан в Синий район. Соответствующий знак на одежде я, разумеется, не носил, это было не обязательно, и тем не менее всегда помнил, к какому району принадлежу. Причём учитель Каннело на одном из уроков подробно нам объяснил, что Эразм распределяет цвета зачисления таким образом, чтобы между районами поддерживался гендерный, интеллектуальный и художественный баланс. Согласно базовым принципам, ни один из районов не должен был иметь явных биологических преимуществ. Генный базис следовало формировать одинаково для всех пяти основных цветов. А уж как тот или иной район использует данный материал, как он им эффективно или не эффективно распорядится, зависит от него самого. Правда, за последние годы сложилось что-то вроде традиции: Красные большей частью побеждают в физических Играх, Фиолетовые в интеллектуальных, Желтые и Зеленые, соответственно в ремесленных и художественных, а вот Синие, то есть мы, уже несколько лет нигде и никак.
Какие-то мы были отсталые. Какие-то мы были квадратные, ковыляющие еле-еле в самом хвосте. И хотя вслух, разумеется, никто об этом не говорил, но в отношениях с другими районами это проскальзывало. Тата, например, с которой меня для первичной инициации свёл Эразм, плела из разноцветных верёвочек какие-то идиотские коврики, кошечек каких-то дурацких, собачек, между прочим, не поднявшись с ними ни разу выше квартальных выставок, и тем не менее иногда гордо подчёркивала, что она из Жёлтых, то есть творческий человек, а я никто, биомасса, лишённая всякого воображения. Меня это, честно говоря, раздражало.
И вот теперь, по словам тренера, у нас появился реальный шанс выправить ситуацию. Доказать, что мы не «квадратные», не «хвостатые», что мы нисколько не хуже других. А претворить данный шанс в жизнь, опять-таки по словам тренера, мог именно я.
Конечно, это была чисто психологическая накачка: Максар таким образом мотивировал меня на победу. И всё же брезжило в его словах некое педагогическое прозрение, некий смысл, о котором он сам, возможно, не подозревал. Заключался же этот смысл в том, что никогда я не чувствовал себя лучше, чем во время бега. Стоило мне по выстрелу стартового пистолета сорваться с места, и сейчас же из каких-то тёмных, из каких-то потаённых глубин, из каких-то источников, не знаю, уж как их назвать, поднималась и разливалась по всему телу волна жаркой энергии, подхватывающая его и делающая почти невесомым. Казалось, я не бегу, а лечу, едва-едва касаясь земли. И буду лететь так, безо всяких усилий, бесконечно, почти бездумно до самого горизонта. Это было необыкновенное ощущение. Если и существовало в мире чистое вдохновение в ярком, концентрированном и беспримесном виде, то как раз оно переполняло меня в такие мгновения.
Важно было и то, что данный мой выбор безоговорочно одобрил Эразм.
Это «эйфория бегуна», сказал он, состояние, когда в момент длительного напряжения сил человек вдруг начинает ощущать подъём вместо усталости. Оно связано с особой конфигурацией в твоей нервной системе опиатных рецепторов Впрочем, ладно Это редкий, почти уникальный дар, я рад, что у тебя он имеется. Ты, несомненно, нашёл себя. Ты определил, для чего ты предназначен. Это главное, что должен обрести человек.