Как я понимаю теперь, в те дни я был по-настоящему счастлив. Жизнь распахивалась передо мной просторами сияющей радости. Во мне пробудилась какая-то чудесная сила: казалось, что ничего невозможного в мире нет. Я взойду на любые вершины. Я достигну всего, чего захочу. Воздух, которым я жадно дышал, обжигал мне лёгкие. Иначе, вероятно, и быть не могло. Разве не для этого и создавалась Аркадия. Разве не следовала она завету великого Иеремии Бентама: наибольшее счастье для наибольшего числа людей?
Тогда же в моей жизни появилась и Нолла. Возникла она сразу после того, как я стал призёром районных соревнований. Меня уже начали слегка узнавать в нашем квартале, что было, конечно, приятно, уже появилась группа поклонников и поклонниц, поддерживавших меня аплодисментами и кричалками на показательных выступлениях (за что, кстати, начислялись социальные
Её быстро зачистили. Эразм с такими инвазиями справлялся успешно. Сам же Периметр, опоясывающий Аркадию, был, безусловно, надёжен. Микрофлору и насекомых он уничтожал или отпугивал мощными ультразвуковыми ударами, крупных животных таким же периодическим излучением инфразвука, ну а для хищников и троглодитов существовали лазеры, кстати, не убивающие, а просто обжигающие кожу, как прикосновение раскаленного утюга. Этого было вполне достаточно. Троглодиты не беспокоили нас уже много лет.
Так что волноваться нам было не о чем. И вместе с тем эти три карантинных часа, проведённых как бы вне остального мира, многое изменили. Не помню, каким образом мы с Ноллой вышли на тему Игр, но она прильнула ко мне и почти неслышно сказала:
Ты станешь чемпионом уже в этом сезоне Ты победишь Я в тебя верю
Со мной в этот момент что-то произошло. Я, разумеется, знал статистику семейного существования: совместная жизнь пары длится обычно от трех до шести месяцев. Редко кто дотягивает хотя бы до года. Ну а уж если кому-то удаётся пересечь трёхлетний рубеж, то об этой экстравагантной новости вещают в телесетях. Таких пар в Аркадии было не более десяти: три года, более тысячи дней почти непредставимый для обычного человека срок.
Всё это я, разумеется, знал. И тем не менее меня словно прошибло: не три месяца, не шесть месяцев, и даже не три года у нас с Ноллой это уже навсегда, на всю жизнь, и никакая другая жизнь нам не нужна.
В общем, сейчас трудно в это поверить, но я и в самом деле был счастлив.
Лишь один эпизод несколько омрачил тот период. Примерно через месяц, после того как Нолла ко мне переехала, мы с ней отправились на разборку Развалин. Это были добровольные общественные работы, такие же как воспитатели в Инкубаторе или учителя в пяти наших районных школах. Развалины же образовались в результате трёх последовательных оптимизаций, которые в своё время осуществил Эразм. Необходимость их была очевидна: первоначально Аркадия была слишком плотно населена следствие допущенной ещё при проектировании ошибки. Возникла тревожная диспропорция между количеством граждан и ресурсами, необходимыми для того, чтобы обеспечить им нормальный уровень жизни. Поэтому функционирование Инкубатора было временно прекращено, новые поколения вводились в жизнь с определенной задержкой. А разбивка оптимизации на три цикла была призвана смягчить этот процесс: депопуляция происходила медленно, естественным образом, без каких-либо социальных издержек. В общем, жилая зона Аркадии сокращалась, стягивалась к центру города, оставляя за собой пустые дома, которые отключались от коммуникаций и постепенно ветшали.
Сначала демонтажом занимались ремонтные роботы, но затем, по мере выхода их из строя, решено было привлекать к этой деятельности людей. С добровольцами никаких трудностей не возникало. Напротив, многие с охотой занимались разборкой, расчисткой, создавая для этого в своих районах целые коллективы. Работа была творческой, увлекательной, в Развалинах можно было найти и оставить себе массу интересных вещей, к тому же за неё начислялись социальные баллы и на экзотические пищевые добавки, и на особые фасоны одежды. Но главное все осознавали её нужность: расчищенные участки засевались травой, низким плотным кустарником, которые обладали дезинфицирующими свойствами, они препятствовали проникновению в полис внешней биоты, вследствие чего расширялась наша охранная зона.
Так вот, когда мы вместе с танцевальной командой Ноллы обследовали, перед тем как начать снос, трёхэтажный обшарпанный флигель, прилепленный к стене бывшего Товарного центра, то оказалось, что он заселён. В одной из комнат его, слегка приведённой в порядок и, кстати, единственной застеклённой, чадил крохотный костерок, над ним в прокопчённом ведре булькало какое-то варево, а вокруг на тряпье, натасканном неизвестно откуда, расположились несколько человек.
Мы так и застыли.
Это были отказники. Ни я, ни Нолла, ни девочки из её группы никогда раньше с ними не сталкивались. Отказниками у нас называли тех удивительных индивидуумов, кои, достигнув предельного возраста в шестьдесят пять лет, не отправлялись, как все нормальные люди, в Дом Снов, а предпочитали жить дальше, если, конечно, это можно было назвать жизнью. В центральной части полиса места им, разумеется, не было, отказники либо сбивались в группы, уходили в Дикие Земли, и более о них никто ничего не слышал, либо и таких было довольно много перебирались в Развалины и кое-как обустраивались там. Одежду они находили в пустых домах, а что касается пищи, то генномодифицированные трава и кустарники, прорастающие и здесь, выполняли не только дезинфицирующие