Место было хорошее, также как и время года, и я поймал несколько рыб; по большей части это была треска, которая пряталась от тюленей под выступом скалы, и набрал несколько сот ракушек.
Я поймал несколько рыб.
Охотники были в восторге от рыбы. В этот раз никто и не попробовали тюленьего мяса. Жареная рыба и вареные ракушки всем очень понравились.
Вечером Мусграв предложили как-нибудь назвать нашу хижину. Прибрали пять названий; каждый доказывал, что его лучшее. Чтобы положить конец спорам, я предложили написать все имена на бумажках, свернуть их, положить в шляпу и вынуть одно. Это было тотчас же исполнено и Джорж, младший из нас, вынул одно наудачу и развернул; на бумажке стояло: Эпигуайт, это название написал Мусграв. Оно на северо-американском языке краснокожих означало: подле берега, или скорее, подле большой воды. С этих пор я буду называть Эпигуайтом наш дом, и даже холм, на котором он стоит.
В этот вечер у нас было много нововведений. Предвидя, что нам придется просиживать длинные зимние вечера (время года, когда дни очень коротки на Аукландских островах, и когда холод не позволяете выходить из комнаты), мы придумали полезно проводить время. Даже летом мы должны были зажигать очень рано наши лампы, потому что дверь постоянно затворяли, чтобы в хижину не налетали мухи, а маленькие окошки пропускали очень мало света. Когда мы окончили починку платья и внутреннюю отделку в хижине, у нас осталось очень много свободного времени. Мне пришло на мысль устроить
вечерние занятия. Гарри и Алик не умели ни читать, ни писать, мы их стали учить. В свою очередь, они учили нас своим родным языкам. Джорж, который получил первоначальное образование, занимался под нашим руководством математикой. Я давал уроки французского языка. Все с такой радостью приняли мое предложение, что хотели тотчас же исполнить его. С этого же вечера мы поочередно бывали и учителями, и учениками друга друга. Эти новые отношения нас еще более сблизили, постоянно то унижая, то возвышая друг перед другом, они поставили нас на один уровень и установили полное равенство между нами.
Мы хотели соединить с полезным приятное; нам можно было позволить себе развлечение, и мы в следующие вечера сделали несколько игр.
Из куска доски, очень ловко просверленной, и маленьких обточенных палочек, Мусграв создал игру solitaire. На другом куске доски побольше, я нарисовал шахматную доску; одни четырехугольники раскрасил белой, а другие черной краской.
Вместо красок я употребил известь и сажу, распущенную в тюленьем жире. Я вырезал перочинным ножом шашки из двух тонких реек; одна была красная рейка, другая белая.
Мой перочинный ножик! Позвольте мне сказать о нем несколько слов! Он столько услуг оказал мне! Он служил мне в то время, как я был рудокопом; он был со мной в Австралии. Теперь я его нашел в одном из углов моего сундука, где он лежал заброшенный после нашего отплытия из Сиднея. Слава Богу, что ржавчина, покрывшая его, не успела испортить лезвия, потому что с тех пор, как я нашел его, он постоянно был в работе, и какой еще! В этом ножике есть маленькая пила. Ей мы отпиливали доски для хижины, для постелей и для другой мебели, и не сломали ни одного зубца. Мало ли еще для чего служил мой ножик! Он был и серпом, и ножницами, и шилом, и резаком, и Бог знает еще чем! Он все резал и распиливал и оказался крепче всего, до чего ни дотрагивался; он остался цел и невредим. Как хорошо был сделан и закален этот крошечный кусочек стали!
Теперь он отдыхает, как всякий хороший старый слуга. Он лежит в ящике моего бюро, подле различных воспоминаний моих путешествий. Иногда я смотрю на него; мне приятно держать его в руках, открывать и закрывать лезвие ножа Я не променял бы его ни на что на свете!
ГЛАВА X
Точильный камень. Карты. Искушение. Поездка на остров Восьми. Маститый тюлень.В продолжении целой недели товарищи ворчали на меня, что я их бужу слишком рано, но всегда тот час же вставали. Вскоре они привыкли к этому.
Пока я готовил завтрак, они уходили в лес рубить дрова и приносили их на целый день. Мы сжигали огромное количество дров, частью чтобы нам было тепло спать, частью, чтобы варить мясо морских львов. В печке у нас постоянно горел яркий огонь.
По большей части мы употребляли на дрова железное дерево. Я не знаю лучше дров. Сыро или сухое, оно одинаково хорошо и легко загорается, дает много тепла и мало дыма. В пепле его очень много поташу и минеральных частей, которые образуют стекловидный осадок; этот осадок очень трудно сломать, когда он остывает.
Наш топор так иступился при рубке железного дерева, что мы не могли его больше употреблять. Рубить дрова с каждым днем становилось труднее; мы работали изо всех сил и приносили очень мало дров домой. Надо было помочь нашему горю.
Мы долго и напрасно искали между береговыми скалами кремень или точильный камень. Наконец я вспомнил об огромных песчаниках, которые мы положили в трюм "Графтона" вместо балласта перед отправлением из Сиднея. Долго я ходил по трюму по пояс в воде и ощупывал ногами камни; морская вода, проходя в трюм во время прилива и отлива, покрыла все дно трюма илом. Наконец я нашел один камень; привязал его к веревке, поднял за собой на палубу, перенес на берег, а потом и домой.