У него не все ладно в личной жизни, наконец сказал он нехотя. Наладятся отношения, и служба пойдет.
Ковалев нажал кнопку звонка. В дверях тотчас вырос рассыльный.
Разыщите лейтенанта Суханова. Он снова повернулся к Ведерникову: Я хотел бы знать, велик ли запас прочности у наших, так сказать, моторесурсов?
Ведерников все же понял, что главное машина, а Суханов это потом, и сказал:
Не станем дергать попусту, ППР проведем вовремя, и тогда...
Я тебе верю.
Ковалев верил своему командиру БЧ-5, которого сам же и выдвинул на эту должность из командиров дивизиона движения, дав ему прослужить в прежней должности не более двух лет.
В дверь несмело постучали, видимо, тот, кто просился, немного волновался. Ковалев даже не сообразил, что стучались к нему, потом поднял голову и негромко промолвил: «Да-да».
Суханов вошел словно бы угловато. Когда рассыльный разыскал его в кубрике акустиков и сказал, что того требует к себе командир корабля, и сам Суханов, и моряки, которые рассказывали ему всякие байки «вешали лапшу на уши», поняли, что этот вызов мог означать только одно: карьере лейтенанта
Суханова на «Гангуте» пришел бесславный конец.
Бобик сдох, прошамкал ему вслед Силаков. А лейтенант наш спекся.
«Значит, спекся, думал Суханов. Значит...»
Ковалев глянул на него из-под насупленных бровей и указал глазами на стул, который хотя и стоял вроде бы возле стола, но в то же время и на некотором отдалении от него. Суханов сел, снял фуражку и положил ее себе на колени.
Как складывается служба, Юрий Сергеевич?
Пока трудно, товарищ командир, спотыкающимся голосом сказал Суханов.
Если бы он сказал, что служба у него идет хорошо, что сам он весьма всем доволен видимо, в его положении это и следовало бы сказать, то Ковалев ему явно не поверил бы и тотчас же принял решение списать о корабля. Но Суханов не бравировал, не жалуясь, все-таки признал, что служится ему неважнецки, и это невольно подкупило Ковалева, он уже более внимательно поглядел на Суханова и если не с участием, то по крайней мере заинтересованно спросил:
А что так, лейтенант?
Суханов подумал, волнуясь, пожевал губами.
Много сразу всего свалилось, товарищ командир.
На боевой службе все удвоится, если не утроится. Может, вам лучше перейти на другой корабль, который остается в базе? Вот и замполит со старпомом к этому же склоняются.
Суханов поднял глаза на Сокольникова, как бы интуитивно поняв, что если уж кто и сумеет ему здесь помочь, так это прежде всего Сокольников, от предложения которого он так высокомерно отказался, и Сокольников не отвел глаза, но эти же глаза ничего и не сказали Суханову.
Никак нет, товарищ командир, совсем уже потерянно сказал Суханов. Без моря я не вижу смысла жизни.
Наступила та самая значительная пауза, которая, как правило, предваряет решение, и отменить потом это решение уже никто не будет вправе, даже сам командир, принявший его. Суханов больше не поднимал глаз и не искал ни в ком участия, сообразив наконец, что то, что сейчас произойдет, фактически уже случилось и пытаться разжалобить кого-то или вызвать в ком-то участие к своей персоне уже нельзя. «Ну и пусть, думал он, озлобляясь. Ну и пусть...»
Бруснецов подвигался на стуле, но его опередил Сокольников.
Товарищ командир, сказал он своим немного приподнятым голосом, с вашего позволения лейтенант Суханов пойдет на службу под мою личную ответственность.
Суханов даже вздрогнул от неожиданности, он все еще видел в Сокольникове своего противника, от которого хотя и ждал защиты, но в то же время и стыдился ее. «Не надо мне филантропии», хотелось крикнуть ему, но на этот крик у него уже недоставало сил.
Добро, сказал Ковалев своим не терпящим возражения голосом, как о деле давно решенном. Занимайтесь службой, лейтенант.
Суханов не помнил, сказал ли он что-то в ответ на слова командира или только сглотнул подступивший к горлу комок. Он не помнил и как вышел из салона, как спускался по трапу, очнулся только у себя в каюте с фуражкой в руке, видимо забыв надеть ее, уставился на свою фотографию на переборке. «А Наташа оказалась права, подумал он, не надо было оглядываться».
Командир вертолета капитан Зазвонов.
Старпом, устройте летчиков. И хорошенько накормите. Ковалев повернулся к Зазвонову, щурясь, оглядел его, как бы прикидывая, на что тот способен. Устроитесь, заправитесь и сразу же на мостик. Уточним план работы на сегодня.
Дежурная служба базы дала «Гангуту» «добро» выводиться на внешний рейд. Ветер был тихий, хотя на восходе заметно синело и оттуда наваливалась гряда облаков, поблескивая на солнце молочными краями.
Ковалев побаивался, что из-под этой гряды может налететь прижимной ветер и повалить «Гангут» на дамбу, и, чтобы избежать этого,
сам взялся за микрофон:
Боцман, пошел шпиль.
На баке загрохотала якорь-цепь, волоча по стальной палубе свои пудовые звенья, и потянула за собою корабль. Он только мгновение упирался, потом чуть заметно стронулся с места, хотя гребные валы еще стояли на нуле, и тогда Ковалев приказал:
Вахтенный офицер, передайте в ПЭЖ (пост энергетики и живучести) самый малый вперед. Лево пять.