Шлюпки выгребли на линию, подравнялись, и тогда Бруснецов, назначенный главным судьей гонок, подал в микрофон свой ровный, с металлическим отливом голос:
Внимание... Выдержал паузу. Весла-а... Еще подождал. На воду-у!
Шлюпки сорвались с места толчком и такими же толчками, словно прыгая и оставляя за собою рваный пенистый след, помчались к поворотному бую, который маячил кабельтовых в восьми от «Гангута». Там шлюпки должны были развернуться, поставить рангоут, взять парусами ветер, которого на внутреннем рейде было, в общем-то, недостаточно, и пойти обратным курсом к другому поворотному бую, там опять-таки развернуться, но уже под парусами, и, не доходя до корабля примерно четырех кабельтов там стоял еще один буй, срубить рангоут и пересечь финишную черту снова на веслах, с тем чтобы салютовать командующему «веслами на валек».
Командующий пришел на флот, когда шлюпочное дело считалось основой всей морской подготовки, а не призванием одиночек. Он и сам в свое время часто гонялся, хотя больших призов и не получал, но толк в шестерках понимал, уважал их за выносливость и мореходность, знавал многих асов, и сегодняшние гонки и порадовали его ах, черт возьми, жива еще традиция! и огорчили: и гребок был слабоват, и весла у гребцов порой путались.
Шлюпки
уходили все дальше и дальше, разбившись как бы на две группы: первые четыре значительно опередили вторую четверку, и среди первых была и шлюпка Суханова. Она пока шла третьей, Суханов решил приберечь силы загребных и поэтому частоту гребка не увеличивал, они Суханов и Ветошкин в такт гребку покачивались, и Ветошкин негромко подсчитывал:
Два-а раз... Два-а раз...
«Голубчики, молил Суханов, не выдайте, родимые... Два-а раз... Два-а раз... Да мы ж таку твою в дышло!»
К поворотному бую они пришли вторыми, и Суханов немного заспешил: можно было бы развернуться на веслах по условиям соревнования это не возбранялось, а потом и паруса поставить, но он уже подал команду:
Весла под планширь. Рангоут ставить.
Ветошкин мыкнул, заелозил на месте и так прижал Суханова к планширю, что тот сразу понял свою оплошность, но делать было уже нечего: они опять оказались в хвосте первой четверки. Ветошкин что-то буркнул себе под нос, но так выразительно, что Суханов понял выругался.
Что? тем не менее спросил он с надеждой и отдал румпель Ветошкину. Впрочем, впереди еще оставалась бо́льшая часть дистанции, и поправить дело время еще было.
Ветер совсем ослабел, но дул с кормы, и Ветошкин распорядился перекинуть фок на правый борт, а грот на левый это положение парусов называлось «бабочкой», и шлюпка довольно лихо проскочила мимо «Гангута».
Хорошо идет, сказал командующий.
Это чья шлюпка? спросил Ковалев, нагибаясь к Бруснецову.
Командир Суханов.
А... Скажите-ка...
Другие шлюпки поняли свою оплошность и тоже поставили паруса «бабочкой», но Суханов уже вырвался вперед: «Вот оно... Вот оно!» и мыслями уже обогнал не только собственную шлюпку, но и ветер, который легонько наполнял паруса. Матросы сидели на рыбинах, деревянных решетках, настланных на днище, над планширем торчали только их головы, русые, черные, одна даже рыжая силаковская. Они следили за действиями Суханова, внимая каждому его слову, и он понимал, что именно в эту минуту может установиться между ними тот самый проклятый контакт, которого он так желал и который сам по себе никак не хотел устанавливаться.
Он опять сжал румпель и за буем резко повернул руль на оверштаг, не заметив, что в море уходил БПК, который и взял на себя ветер. Ветошкин опять крякнул:
Надо бы фордевинд...
Суханов озлился:
А раньше вы где были? И, словно бы потеряв уверенность в своих действиях, рванул румпель на себя.
Три шлюпки из первой связки раньше заметили движения БПК, сохранили ветер и начали уходить вперед.
Товарищ лейтенант! шепотом закричал Ветошкин. Рубите рангоут. На веслах пройдем.
Суханову казалось, что удача еще не отвернулась от него, и тогда, не выдержав, Ветошкин заавралил:
Паруса долой! Рангоут рубить...
Но время было упущено. На других шлюпках это сделали раньше, и где-то уже закричали:
Весла на воду! Два-а раз... Навались!
Они опять стали третьими, и победа, которая, казалось, была у них на лопастях весел, была упущена.
Не умеет ходить, так и за румпель не хватался бы, внятно сказал, должно быть, Рогов, но это для Суханова уже не имело никакого значения. Он вышел из шлюпки, как только подвалили к борту, и Ветошкин скомандовал ему вслед: «Смирно!» Суханов нехотя махнул рукой и поднялся на палубу.
Его поджидал Гриша Блинов.
Ну, маэстро, не ожидал. Ты, оказывается, мореход.
Какой там к черту мореход, винясь, сказал Суханов. Победу из клюва выронил.
Но ведь ты был третьим.
Суханов жалобно улыбнулся и по-мальчишески вытер ладонью рот.
Вечный третий...
Что бы сие могло значить?
Не иначе кто-то чего-то
капнул.
А чего на нас капать? Ковалев пожал плечами. Скулу мы никому во время швартовки не сворачивали. Так что ты, старпом, в этих своих выражениях будь поосторожнее.
Бруснецов хотел сказать: «Сами же, товарищ командир, изволили спрашивать, а я только выразил свое предположение», но ответил тактично: