Как служба, старина?
Да что служба, нехотя ответил Ветошкин, невольно вытянув руки по швам. Нас толкнули, мы упали. Нас подняли, мы пошли.
Бруснецов поморщился и глянул на Ветошкина укоризненно:
А ведь хорошим ты мне дядькой Савельичем был.
Так и с вами служилось в удовольствие.
А теперь что? Сам постарел или лейтенанты не те пошли?
Ветошкин неопределенно вздохнул.
Понятно, промолвил Бруснецов. Суханов, конечно, фрукт, им и командир недоволен. Но где прикажешь взять другого? Или ты думаешь, что другой придет лучше? Ошибаешься, старина. Так, спрашивается, какой же выход?
Я выходов не ищу, сказал Ветошкин. Я служу.
Плохо мы с тобой служим, если одного лейтенанта не можем научить уму-разуму.
Научить можно того, кто хочет учиться, возразил Ветошкин.
Бруснецов тихо присвистнул и оглядел Ветошкина с любопытством, как бы стараясь понять, не обида ли заговорила в нем, и вдруг подумал, что мичман на самом деле на что-то обиделся.
Мы, старина, лейтенантов не выбираем. Каких пришлют, с такими и служить будем, сказал он миролюбиво, традиции флотские править. А традиции это мы с тобой, тот же Суханов. Так что оставь свои обиды. Да и не Суханову ты служишь, а флоту. Суханов малая пылинка в нашем большом деле. Помочь ему надо. Понял, старина?
Так точно, товарищ капитан третьего ранга, помочь Суханову. Ветошкин усмехнулся. Только помочь-то можно флотскому человеку, который, может, чего и не знает, чего-то и не понимает, но море любит. А если он любит море с берега, а корабль на картинке, то и прямая дорожка ему туда, откуда пришел.
Пойдем-ка ко мне, старина, неожиданно предложил Бруснецов. Чайку погоняем. Может, до чего и договоримся.
Вы мичмана Ветошкина не видели? Вы мичмана не видели?
Он и в каюту к нему стучался, и в кубрик к себе забегал, даже в пост спустился Ветошкин словно бы испарился. Наконец кто-то сказал, будто видел Ветошкина на пирсе в береговой курилке. Силаков бросился к трапу, но там его ловко перехватил вахтенный офицер.
Голубь, а вы куда в самоволку?
Никак нет, я мичмана Ветошкина ищу.
Так искать его надо не на берегу, а у старпома. Они вместе в надстройку заходили.
Идти к старпому Силаков робел, но иного выхода у него не было, он вобрал голову в плечи и несмело постучал в дверь.
Кто там царапается? Входите! грозно сказал Бруснецов, обретя свой обычный старпомовский тон.
Совсем оробев (или только сделав вид, будто перетрусил), Силаков вошел в каюту и, увидев там своего мичмана, заулыбался, поманил его заговорщицки пальцем. Этот жест сбил с толку Бруснецова, и он, не меняя голоса, спросил:
Вы что же, пришли одаривать нас своей улыбкой?
Никак нет, я мичмана своего искал, Ветошкина.
Так, может, его следовало подождать в коридоре?
Положение получалось глупейшее: сказать прямо значит, по мысли Силакова, выдать Ловцова, соврать значит получить от старпома фитиль по полной норме, и Силаков опять заулыбался:
У меня разговор конфиденциальный. Можно я ему на ушко шепну?
Бруснецов забыл, что он старпом, и захохотал.
Ну и матросы у тебя, мичман. Не матросы, а сказка.
Ветошкин надулся и, покраснев, сердито сказал:
Что там приключилось?
Силаков оглянулся на Бруснецова и сказал торопливым шепотком:
Ловцова в комендатуру замели. Выручать надо.
Так поискали бы кого поблизости из офицеров-гангутцев.
Суханова нашли, а он с девушкой шел. Велел, чтобы я за вами бежал.
Бруснецов переглянулся с Ветошкиным, и недоумение одного Бруснецова отразилось в другом в Ветошкине, как в зеркале.
Добро, сказал Бруснецов Силакову. Скажите вахтенному офицеру, что я разрешил вам продлить увольнение до контрольного часа.
Глава четвертая
Часы он обыкновенно держал под головой до побудки оставалось сорок
с лишним минут, к тому же сегодня была не его очередь обеспечивать подъем, и валяться можно было еще целый час
Занавеска на полукруглом ободе над иллюминатором была задернута, тем не менее солнце нашло узкую щелочку, и по переборке прыгали рыжие зайчики. О борт шлепались мелкие волны, видимо, недалеко прошел катер или гаванский буксир. Суханов опять откинулся на подушку, прикрыв глаза, представил Наташу, тревожно-радостную хотелось, чтобы она была именно такой, и ему стало хорошо. И вдруг он подумал о Ловцове, и сразу заныло под ложечкой. «А, черт, пробормотал он, окончательно отходя от сна. И надо же было им наскочить на меня. Вот уж воистину: мир большой, а тесный».
С берега он пришел поздно от раскопа до Минной стенки добирался пешком и только от вахтенного офицера узнал, что Ловцов на корабле. Ветошкин уже спал, и будить его не хотелось. «А есть в ней какая-то тайна, опять радостно подумал он о Наташе Павловне, непременно е-есть. Он снова вернулся мыслями к Ловцову. Но ведь я, в сущности, был прав: Ветошкин это сделал лучше, чем я. Мне могли бы и не отдать Ловцова, а ему отдали. Неожиданно Суханов забеспокоился: Но почему она крикнула «прощайте»? Не «до свидания», а «прощайте»? И тихо засмеялся: Ну уж дудки, Натали Павловна, Наташа... До свидания... Слышите?»
Лежать, а тем более спать, больше не хотелось, все-таки следовало что-то предпринимать теперь же, потому что потом будет поздно, хотя и теперь он не знал, что делать. Ветошкин, наверное, знал, а вот он не знал, и спрашивать совета у Ветошкина, тем более искать помощи, было стыдно. В динамике пощелкало, и вахтенный офицер бодрым голосом, как будто только что заступил, сказал: