Смотр на корабле дело если и не совсем обычное, то по крайней мере довольно частое. Он является той профилактической мерой, говоря языком корабельного документа, которая должна предотвратить нежелательные явления, допустим, коррозию металла в швартовом устройстве, неисправность катеров и шлюпок, именуемых в последнее время плавсредствами, неряшливое содержание моряками своего имущества.
Выиграв один день что значит дружить с главным боцманом! Ветошкин в пятницу просто-напросто отставил своего обожаемого лейтенанта в сторону, успел и линолеум новый настлать в кубрике, и притоптать его, чтобы особенно не резал глаза, и подкрасить, где надо. Моряки всё перестирали и перечинили, оставалось завтра в субботу провести только большую приборку.
Стараниями Ветошкина Суханов это хорошо понимал акустики на смотре блеснули, и командир бригады спросил Суханова:
Давно ли ходите в офицерах, лейтенант?
Третий месяц, товарищ капитан первого ранга.
Три месяца, а уже добились такого порядка? Похвально.
У него мичман золото, заметил Бруснецов.
У нас, старпом, нет плохих мичманов. У нас есть плохие командиры групп, старпом, и команд.
Так точно, сказал Бруснецов, хотя и остался при своем мнении. Давно уже было замечено, что перечить начальству все равно что плевать против ветра.
На танцы или просто погулять? спросил Суханов только для того, чтобы что-то спросить.
Ни то, ни другое, ответил Ловцов. У меня мать нехорошая стала все время болеет. Хочу поговорить с ней.
У вас что же свой телефон? удивился Суханов, вспомнив, что Ловцов призывался из села с красивым таким названием Коростынь.
Ловцов негромко посмеялся:
Какой у нас телефон! Заказал... Я же из деревни. Почта есть и ладно.
Проявив некую светскость, Суханов не счел нужным дальше расспрашивать Ловцова, а Ловцов, видимо, больше ничего и не сказал бы: разговоры разговорами, мать матерью, а была у него еще одна заноза, от которой он никак не мог освободиться. Месяца два назад окольными путями не от матери узнал он, что девчонка, с которой проучился в школе десять лет и которая писала ему, что будет ждать, неожиданно устроилась работать в районный центр Шимск и скоро вышла там замуж за узбека, приехавшего туда то ли «поднимать целину Нечерноземья», как писали тогда газеты, то ли зашибить деньжонок. Этим «целинникам» тогда платили раза в три-четыре больше, чем коренным жителям, которые ничего не поднимали, а жили себе и жили на дедовской земле.
От Минной стенки в город вела крутая неширокая лестница, и идти пришлось плечо в плечо, а наверху под широким платаном, знавшим, наверное, еще Нахимова, дорожки их разошлись: Ловцов с Роговым и Силаковым отправились на почту, а Суханов переулками выбрался на Большую Морскую и шел, радуясь, что все у него наконец-то начало складываться: и на смотре, пусть стараниями Ветошкина, проскочили удачно, и с моряками, кажется, начал устанавливаться контакт.
В школу его не пустили, сказав, что там идут занятия и посторонним незачем попусту по коридорам шататься, директрисы-де нет, а завуч сама проводит занятия с хоровиками. Суханов погрустил возле подъезда, потом зашел с торца, куда выходило окно класса, в котором занималась Наташа, конечно же Павловна, повертел головой, увидел
здоровенную деревянную лестницу, забытую рабочими. «А, подумал Суханов, тряхнем стариной. Где наша не пропадала», поплевал на ладони, потер их смачно, подтащил лестницу и приставил к стене. Ее хватило до подоконника. Суханов выглянул на улицу не видно ли поблизости флотского патруля и с опаской полез наверх, пробуя руками прочность сооружения. Окно было открыто. Суханов подтянулся на руках и лег на подоконник. Наташа Павловна стояла к нему спиной и ничего не видела, зато девочка, сидевшая за пианино, открыла от удивления рот и сбилась с игры.
Таня, что с тобой? строго спросила Наташа Павловна.
Со мною ничего, Наталья Павловна, тихо промолвила Таня.
Почему ты путаешься? Ведь ты хорошо играла эту пьесу. Ты что, забыла ее?
Я не забыла, только в окно дядечка лезет.
Какой еще дядечка?! Наташа Павловна обернулась, и лицо ее вспыхнуло. Сумасшедший, что вы делаете? Сейчас же слезайте. Она подошла к окну. У вас хоть чувство приличия есть?
У меня все есть, сказал Суханов.
Сомневаюсь. Сейчас же слезайте и уходите. Иначе я позову директрису.
А ее в школе нет.
Ну так завуча.
А она занятия проводит с хоровиками.
Наташа Павловна опешила и неуверенно спросила:
Мне что же караул кричать?
Не надо кричать караул, попросил Суханов. Я сейчас слезу и стану ждать вас у подъезда.
Зачем?
Мне надо вам все объяснить.
Что именно все?
Все, упрямо сказал Суханов.
Слезайте. Я вас больше не хочу слушать. Если вы этого не сделаете, я на самом деле закричу караул.
Не надо кричать караул, опять попросил Суханов, и голова его исчезла из окна.
«Сумасшедший, подумала Наташа Павловна и провела ладонями по щекам, как бы остужая их. Ну право сумасшедший».
Таня, повтори, пожалуйста, всю пьесу с начала и не будь, прошу тебя, такой любопытной.
Я не любопытная, Наталья Павловна, только он все время смотрел на вас, а вы не поворачивались.