Верю, сказал Зазвонов. Моряки что дети: если признают, то и признают, а если не признают, то и... Он достал еще плитку шоколада. Угощай свою гвардию.
Суханов хотел попросить Ветошкина передать в кубрик сгущенку с шоколадками, но вовремя сообразил, что моряки могли это счесть за подачку и, не приняв ее, обидеться, и опять отправился в кубрик.
Моряки! громко сказал он, едва переступив комингс. У меня кое-чего собралось, так не могли бы вы между делом чаек соорудить?
А время к тому часу уже перевалило за полночь.
Силаков, сказал Рогов, расстарайся.
Силаков тут же отложил шинель в сторону, не дочистив на ней пуговицы, и минут через десять вернулся с большим чайником, уже заваренным, с буханкой свежего пшеничного хлеба успел по пути завернуть в пекарню и бруском сливочного масла граммов на шестьсот.
Весь «Гангут» чаевничает, весело сообщил Силаков.
Вообще-то, товарищ лейтенант, Силаков у нас по части стащить-сменять незаменимый человек. Правда, Силаков? Не возникай, все видят, что правда, сказал Рогов, разламывая шоколадки на дольки. Это хорошо, товарищ лейтенант, что у вас шоколадки нашлись. Это очень даже пользительно. Силаков, ну чего уставился? Открывай сгущенку, не скупердяйничай. Завтра в кафе на пирсе что хочешь купим.
Суханов поглядел на запястье: часы показывали четверть второго.
Сегодня, уточнил он.
Сегодня, товарищ лейтенант, это для вас, а нас выпустят на берег только завтра.
Из соседнего кубрика выглянул усатый старшина первой статьи.
Почто гуляете, братцы? спросил он, шевеля усами.
Россию встречаем, сказал ему Рогов.
Так и я с вами встречу, решил он, присаживаясь к столу, но, заметив Суханова, торопливо пробормотал: Прошу прощения, товарищ лейтенант, промашечка маленькая вышла.
Чего там садись, сказал Рогов, наш лейтенант мужик мировой.
Суханову стало неловко, что его хвалили при нем же, но в то же время и приятно «ах, черт побери», и он сказал грубовато, подделываясь под моряков:
Потом разберемся, Рогов, кто мировой, кто не мировой.
За усатым старшиной появился безусый старшина второй статьи, потом кто-то еще. Суханова незаметно отодвинули в сторонку, а он и не обиделся, попивал уже пустой чаек шоколадки и сгущенку подобрали в один момент, пока кто-то не дал ему серый, завалящий кусок сахара.
Суханов поднялся на палубу, когда уже начали меркнуть звезды, побелела луна и от воды начал вздыматься тяжелыми пластами туман. На поручнях, на леерах и на переборках лежал мохнатый иней. Пахло свежим хлебом и тягучим настоем йода видимо, недавно в Черном море прошел шторм. Машины работали самым малым. Дым не относило, как обычно, за корму, а словно бы прижимало к палубе. «И дым отечества, подумал Суханов, нам сладок и приятен». Берег еще не угадывался, даже не проблескивал над туманом маяк, но Суханову показалось, что оттуда уже начало наносить дымом и даже слышались голоса это за кормой летели чайки, которые встречали все корабли, как бы рано они ни возвращались с моря.
На мостике раздавались голоса. Суханов сперва разобрал голос Ковалева, потом и Сокольникова с Бруснецовым, и Сокольников, позевывая, говорил:
Меньше чем на заместителя командующего не соглашайся, командир.
Я соглашусь и на флагмана, но боюсь, что встречать прибудет командир бригады.
Они говорили о предстоящей
встрече на внешнем рейде это Суханов понял сразу, и уши у него, как и у моряков, непроизвольно стали треугольными, но на мостике засмеялись, и голоса скрылись в рубке.
Суханов еще не придавал значения тому, кто кого и как встретит он не вдавался в тонкости этикета, но командир вкупе с Сокольниковым и Бруснецовым уже на своей шкуре испытали, что значило, когда корабль, возвратившийся из дальнего плавания, встречало одно начальствующее лицо, а что другое. Если бы встречать «Гангут» прибыл, скажем, командующий, то это явилось бы высшим признанием исполненного воинского долга, а если бы прибыл его заместитель или... Словом, чем ниже было служебное положение встречающего, тем ниже оценивалась бы и сама служба «Гангута».
Ковалев делал вид, что ему безразлично, кому первому придется докладывать о возвращении «Гангута» и о выполнении им задания, старался шутить, хотя все время удерживал себя, чтобы не сорваться с места и не броситься вместе со старпомом наводить и без того уже наведенный порядок.
«Нет, черт побери, подумал он, легче еще раз вступить в контакт с супостатом, чем встречать свое родное начальство». В одиночном плавании, хотя командующий и не давал расслабиться, постоянно интересуясь действиями «Гангута», Ковалев все-таки оставался хозяином положения. «Томка с Севкой, наверное, уже не спят, думал он. Тамарочка, наверное, пироги печет, а Севка гладит свои брюки и мой штатский костюм. А хороши все-таки домашние пироги, и Севка у меня мужик что надо. Если он решил идти в нахимовское, а мне удастся поступить в академию, то нам года два-три удастся пожить всем вместе».
Встречал «Гангут» заместитель флагмана, недавно еще командовавший противолодочным крейсером «Петр Великий». Он выслушал доклад Ковалева, вместе с ним обошел строй, сказал «Вольно!», только после этого снял перчатку и поздоровался.