Товарищ командир, сказал он немного торжественно и очень важно, разрешите к вам обратиться не как главному боцману к командиру корабля, а как члену парткома к члену парткома.
Ковалев живо повернулся в своем кресле и с любопытством уставился на Козлюка.
Ну-ка, ну-ка, сказал он. Только, по-моему, члены парткома обращаются друг к другу без всякого разрешения.
Вот и я говорю, сказал Козлюк не менее важно, но уже без прежней торжественности. В двадцать часов мы решили прокрутить концерт по заявкам знатных людей корабля. Первую заявку велено взять у вас. Что бы вы хотели послушать?
Кто придумал эту чепуховину? строго спросил Ковалев.
Козлюк предполагал, что дело обернется именно таким образом, и уже готов был к ответу.
Придумал-то эту чепуховину я, товарищ командир, почти веселым голосом сказал Козлюк. А вот постановил партком.
Ладно, боцман, вернемся в базу, я тебе припомню концерт по заявкам знатных людей, пообещал Ковалев. Дай-ка список, я погляжу, что там у тебя накорябано.
Козлюк смиренно протянул бумагу, отступил в сторону и начал разглядывать океан, как бы желая тем самым сказать, что ему все равно, что выберет командир, потому что там все равно ничего стоящего не было.
«Темная ночь», читал между тем вслух Ковалев. «Ой вы, ночи, матросские ночи», «Не плачь, девчонка...» Ага, запиши-ка, боцман, мне вот эту: «Степь да степь кругом, путь далек лежит...»
«Степь», товарищ командир, я сам хотел заявить, обиженным голосом сказал Козлюк.
Ничего, сказал Ковалев, «Степь» послушаем в моей заявке, а себе выбери «Не плачь, девчонка...». Прежде говорили, доносчику первый кнут. Вот и получай его.
Обижаете, товарищ командир, дернувшись щекой, сказал Козлюк. Возраст не тот, опять же и положение не такое, чтоб про девчонок заявлять. «Степь» больше приличествует.
О приличии заговорил? А концерт по заявкам предлагать о приличиях не думал? Ну так вот мне «Степь», а себе что хочешь, то и выбирай.
На мостик Козлюк поднимался гоголем, спускался с мостика, мягко говоря, мокрой курицей. «Черт меня дернул за язык, ругал он себя. «Не плачь, девчонка...» негодовал он. Да по мне, если хотите знать, уже и старухи перестали плакать!» Он спустился к радистам. Те никого к себе не пускали, но Козлюку дверь отворили, хозяин верхней палубы и в низах оставался хозяином положения.
Вот что, вислоухие, сказал он, грозно шевеля бровями. Русланова у нас есть?
Где-то валяется.
Не где-то валяется, а найти надо.
Да мы найдем, товарищ мичман.
Надо найти, уже мягче сказал Козлюк. На той пластинке, должно быть, «Златые горы» есть?
Кажется, были.
Вот, сказал Козлюк, торжествующе подняв кверху указательный палец. Мне сыграете «Златые горы». Командиру, стало быть, «Степь да степь...», а мне «Горы». Поняли, вислоухие?
Замполит утвердит, так мы что угодно сыграем.
Замполит утвердит, пообещал Козлюк.
Но Сокольников неожиданно заупрямился:
Да пойми, боцман, твои «Златые горы» вкупе с «реками, полными вина» жесточайший анахронизм.
Правильно, сварливо сказал Козлюк, как швартоваться, или бассейн соорудить, или мочалку сплести, так главный боцман, а как музыку заказать, так сразу и анахронизм. Хочу Русланову.
Ладно, пусть будет Русланова, только уж не «Златые горы», а хотя бы «Окрасился месяц...».
Я не против «Месяца», тихо сказал Козлюк, а только желаю «Златые горы».
Ну, боцманюга, дождешься ты у меня.
Что-то вы на меня сегодня все взъелись. Командир грозится: «Вернемся в базу, я тебе припомню». Вы то же самое: «Дождешься ты у меня». Что я вам мальчик для битья?
Сокольников устало махнул рукой:
Черт с тобой, оставляй «Златые
горы». Только, боцманюга, непорядок это.
Какой уж тут порядок, согласился Козлюк. С таким порядком одни беспорядки. А вы лучше бы выпросили у командира штук десять сигнальных ракет. Разных бы: красных, зеленых, белых. Чтоб фейерверк в полночь дать.
Какой тебе еще фейерверк понадобился? С какой такой радостью встречаем мы Новый год? Может, с лодкой в контакт вступили, может, задание командования выполнили?
Так ведь в лодке, товарищ капитан третьего ранга, там ведь тоже не дураки сидят, а тоже смекают, что к чему. А Новый год, как бы там дело ни шло, все равно встречают с радостью.
Когда Сокольников заикнулся о ракетах, Ковалев насторожился:
Что опять боцманюга придумал?
В основном...
Ковалев покрутил головой и даже помычал.
Нет, он определенно в базе от меня схлопочет. И приказал начальнику арсенала выдать десять сигнальных ракет для произведения новогоднего фейерверка.
Еще за ужином Сокольников попросил всех офицеров встретить Новый год в своих подразделениях, а в час пополуночи собраться в кают-компании. Когда Бруснецов подробнейшим образом расписал командиру все эти приготовления и объявления, тот довольно-таки ехидно заметил:
Ну правильно: куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Нам бы только погромче в барабан ухнуть, а там уж разберемся, что к чему.
Напрасно иронизируешь, возразил Сокольников отчужденно: за день намотался, а тут еще командир со своей иронией. Люди не виноваты, что у нас что-то не вяжется. Люди стали морально уставать. Людям необходима смена ритма.