Учтем, сказали ему моряки, прибывшие вместе с Сокольниковым реквизировать вату. И обязуемся.
Да-да, обязуйтесь, попросил Грохольский. Тогда все-таки был еще Блинов, а теперь я один. Без ассистента это, знаете ли, не всегда получается удачно.
Козлюк тоже долго скаредничал, когда к нему пришли просить мочала для усов и бород. Это мочало во все века делалось из рогожи, а рогожи этой в шкиперской было хоть пруд пруди последние годы Козлюк наловчился банные мочалки плести из капроновых концов, но тем не менее он долго скреб затылок, шевелил бровями, глядел по сторонам, думал, потом предложил:
Давайте пустим мочалу как ветошь, которую я вам будто бы выдал на большую приборку.
Сокольников даже укоризненно покачал головой.
Боцман, сказал он печальным голосом, зачем ты путаешь божий дар с яичницей? Новый год все-таки, а ты хочешь подверстать его под большую приборку.
Козлюк снова поглядел по сторонам, еще пошевелил мохнатыми бровями, которые у него выгорели и стали похожими на щетину, и вынес из шкиперской сразу две рогожи и от щедрот своих приказал еще боцманенку достать банку клея.
Ту, что поменьше! закричал он вслед, хотя и знал, что у его боцманенка снегу в крещенский мороз не допросишься.
А клей зачем? спросили его.
Приклеите бороду ни за что не отдерете.
Корабельный интендант не стал крохоборничать, тотчас же достал три простыни, застиранные до стойкого серого цвета, полез на другую полку и презентовал еще две наволочки, почти что новые.
А это зачем?
Ну мало ли зачем... Интендант неопределенно пожал плечами. Отверстие для глаз и рта вырежете, станете страшнее смерти.
Послушайте!
сердито сказал ему Сокольников. Шутите, но знайте меру. Это уже будет ку-клукс-клановский балахон.
Разве? удивился интендант и торопливо пробормотал: В общем-то это все равно.
Раз все равно, то и заберите свои балахоны, а нам, если можете, выдайте еще одну простыню.
Интендант от греха подальше достал с полки еще две простыни, на этот раз белоснежно-белые, не стиранные еще.
Ого, сказали моряки.
Пока Сокольников таким образом экипировал своих будущих Дедов Морозов, Нептунов, Снегурочек, наяд, Зазвонов вместе с техником приготовил машину и поднялся к командиру, чтобы получить задание на полет. Ковалев провел его в штурманскую рубку к прокладочному столу, молча взял из рук Голайбы карандаш, повертел в пальцах, потом ткнул заточенным концом в желтую точку.
Мы. Он повернулся к Зазвонову, как бы убеждаясь, что тот внимает ему. Меня интересует вот этот сектор. Он опять склонился над столом. И вот этот. Но прежде чем приступить к выполнению задания, необходимо произвести надводную разведку.
Вас понял, товарищ командир.
В такую волну сесть сможете?
Обижаете, товарищ командир.
Минут через десять Зазвонов запросил разрешения на взлет. Ковалев вышел на открытое крыло, поглядел на корму: на вертолетной площадке уже молотил воздух лопастями вертолет, даже с мостика было видно, как он содрогался от внутреннего нетерпения, готовый в любое мгновение подпрыгнуть, словно кузнечик, а палуба из-под его дутых колес знаменитые три точки, казалось, все время уходила. «Взлететь-то взлетит, голубь, подумал с опаской Ковалев, а вот как-то потом сядет», и он приказал:
Вахтенный офицер, средний вперед. И когда «Гангут» словно бы немного осел в воду, убился чуть-чуть ветер и стало тише, он, немного волнуясь, хрипловатым голосом все-таки ему не часто приходилось руководить полетами сказал: Добро. Взлет разрешаю.
Лопасти у вертолета закружились быстрее, образовав полупрозрачный круг и взвихрив вокруг себя воздух провожающие вертолет схватились за козырьки пилоток, машина подпрыгнула и стрекозой отлетела за корму, начала набирать высоту и скоро исчезла из виду. Ковалев вернулся в рубку. Он знал, что этот пристрелочный вылет мало принесет ему сведений, но он также знал, что именно только сейчас началось окончательное решение его командирской судьбы. Он старался не думать об этом, но в то же время в его сознании все время теплилась мысль: «Сейчас или... Сейчас или...»
Зазвонов вернулся часа через полтора, может, он был в полете и немного дольше, но это в сложившейся ситуации не имело большого значения.
Вертолет закатить в ангар, распорядился вахтенный офицер. Командиру вертолета на мостик.
Надводную разведку произвел, товарищ командир, доложил Зазвонов, поднявшись на мостик. В заданных секторах я зависал дважды. С висков у него начал стекать пот, но он не отер его, только подул на нос. Горизонт чист.
Да-да, сказал Ковалев, там, где вы зависали, лодки быть не могло. Раз уж вы ее не слышали, значит, она нас тем более. С завтрашнего дня будете летать регулярно.
Зазвонов просиял, но тут же погасил улыбку, буркнув: «Есть», и скатился в низы.
«Одни на карту ставят свою судьбу, грустно подумал Ковалев. Другим же сплошное удовольствие».
Ковалев был не совсем прав полеты для Зазвонова тоже были его судьба, только Зазвонов за долгое безделье разучился скрывать свою радость, а Ковалев свои эмоции уже умел скрывать даже от себя, но ведь у Зазвонова и людей в подчинении было кот наплакал, хотя и числился он в корабельной табели о рангах командиром боевой части шесть. Древние далеко смотрели, когда утверждали: богу богово, кесарю кесарево.