А знаешь от стакана хорошего чая не откажусь.
Стаканов не держим, принципиально пью из чашки. Так с детства приучен.
Ведерников был еще молодым человеком под тридцать, может, чуть больше, но с кондовыми замашками, как у старика, который привык сидеть на завалинке и видеть все, что делается в деревне.
Сахар зачем колешь? спросил Сокольников, присаживаясь с торца.
Чтоб дольше хватило. Чует мое сердце: придется до базы еще разок ревизовать машины.
Ты же их только что ревизовал.
Я и не говорю, что их следует ревизовать. Я только говорю, что сердце чует.
Сокольников скосил глаза поблизости никого не было и сказал:
Кажется, промахнулись. Так что скоро могут и отозвать.
Промахнулись, если бы в цель стреляли. А тут какая ж цель... Иголка в сене. Если не уколешься, так и не найдешь. Вертолет хозяин думает поднимать?
В точку выйдем, и поднимет.
Не поздновато? спросил Ведерников, но Сокольников вопросом же и возразил:
А что поздновато? Всю дорогу возле бортов супостаты толклись. А при них хоть поднимай, хоть не поднимай все равно работать не дали бы.
Куда они подевались?
Побежали кулаки Ливии показывать.
Это у них не заржавеет. Чуть что и в зубы.
Под палубой, содрогаясь, гудели машины, пахло теплым мазутом, машинным маслом. На панели вдоль всей переборки горели, помаргивая, синие, зеленые и белые огоньки, подрагивали тонкие нервные стрелки манометров. Тут сила рождала силу, и сила противоборствовала силе, а командир БЧ-5 Ведерников спокойненько вкушал чай с колотым сахаром, только изредка отставляя блюдце в сторону, прислушивался, поворачиваясь то одним ухом, то другим, и снова прихлебывал с блюдца. Наконец он отставил его, накрыл чашкой, сказал Сокольникову:
Роскошная погода... Океан, а почти не штивает.
В эту пору и у нас случаются штили.
Что у нас, это мы знаем, а тут все впервые. Супостату проще: и условия плаванья известны, и базы не за горами.
Этими путями российские военморы уже хаживали. Наверное, кое-что на этот счет они оставили в вахтенных журналах, только у нас до тех журналов все руки не доходят. Может, конечно, кто-то и читает, только нам от того чтения ни жарко ни холодно. Сокольников тоже отставил чашку в сторону, перевернул ее кверху донышком. Хорошо у тебя тут. Вроде бы и забот никаких.
«Типун тебе на язык», суеверно подумал Ведерников, и тут же в динамике щелкнуло, и тусклый голос Ковалева произнес:
ПЭЖ, командир. Вот что, голубчик, после полуночи начал падать барометр, а сейчас прямо-таки проваливается. Прикажи вахте крепить все по-штормовому. Уяснил?
Так точно, товарищ командир, уяснил. Ведерников оглянулся: Сокольникова в ПЭЖе уже не было. «Ну и ладно, подумал Ведерников. Его дело ходить, наше дело видеть». И позвонил в машинное отделение: Вахтенный механик, потрудитесь подняться в ПЭЖ.
Куда это вы? на всякий случай спросил Сокольников.
Барометр среди ночи взбесился. Командир приказал нам с боцманюгой исполнить дуэтом: «Ни сна, пи отдыха измученной душе».
«Вы дуэтом, я соло», подумал Сокольников, толкнулся к себе в каюту, сгреб бумаги, запихнул их в стол, подвигал ящики, потрогал вентилятор, настольную лампу, проверяя, хорошо ли они
сидели в гнездах, прошелся по каюте, даже заглянул в углы, присматриваясь, не лежит ли что плохо правда, заниматься этим должен был приборщик, но не будить же матроса среди ночи, только потом поднялся на мостик, присмотрелся к темноте. Ковалева на «пьедестале» не оказалось, видимо, вышел на открытое крыло. Сокольников тоже проследовал туда. Ковалев оглядывал горизонт в бинокль, вернее, то мутное пространство, где мог быть горизонт, пытаясь что-то высмотреть.
Командир! тихо окликнул Сокольников. Там кто-то есть? Или еще чего?
Нет, комиссар, просто пытаюсь угадать, откуда ждать шквал. Штормяга, по всей видимости, надвигается классный. Барометр прямо-таки с ума спятил.
Пора ему и объявиться, сказал Сокольников, имея в виду шторм. Он еще в точке нам всю обедню со шлюпочными гонками испортил. Помнится, барометр начал еще там пошаливать. Он сделал паузу, подумав, что Ковалев подхватит его мысль и у них состоится доверительный разговор, но Ковалев промолчал, и тогда Сокольников сказал сам: Морячкам нужен шторм. Без шторма моряки, командир, могут и размагнититься. Они уже начали обращаться с океаном на «ты», а его величество не терпит панибратства.
Комиссар! насмешливо сказал Ковалев. Шел бы ты поспал. У тебя от недосыпания прописные истины полезли из всех щелей, а теперь, говорят, прописные истины не в почете.
Кто говорит? машинально спросил Сокольников.
Ковалев подчеркнуто серьезно сказал:
Моряки на юте.
Вернулись с обхода корабля Бруснецов с Козлюком, и Бруснецов начал докладывать:
У баталеров все как в лавочке: бочки с соленьем не принайтованы, ящики штабелями стоят. Все принайтовали. Правда, пришлось сыграть интенданту аврал, а заодно и помощнику.
Помощник помощником, а после него просмотри все сам, сказал Ковалев, морщась: «Знаю, что какой-то несобранный, так ведь нет у меня другого. Не дали другого помощника, старпом, пожадничали». Проверьте еще раз стопора на якорь-цепях, катера, шлюпки, вьюшки. И можете быть свободны... Только загляните все-таки еще разок к баталерам... Часа два спокойной жизни гарантирую. Ступай и ты, сказал он Сокольникову. Сосии часок, пока есть возможность.