Это хорошо, Суханов, что вы поняли, сказал Сокольников. Командир сегодня в разговоре обмолвился, что очень надеется на вас. (Командир, правда, сказал: «Что-то не шибко надеюсь я на наших акустиков».) Надежду на флотах всегда полагалось оправдывать.
С этим никто не спорит, товарищ капитан третьего ранга, пробурчал Ветошкин. Только где ее искать, треклятую? Мы ее слушаем, а она ведь тоже нас слушает.
Помолчите, мичман, сказал с досадой Суханов.
Пусть говорит, придержал его Сокольников. Дело серьезное. Выйдем в точку командир, по всей видимости, вертолет поднимет. На пару станет работать легче.
Давно бы, сказал Ветошкин.
Тебя, мичман, не спросили. (Все, что бы ни говорил Ветошкин, а говорил-то он по делу, неожиданно стало раздражать Суханова.) Ну, конечно, добавил Суханов и, сам не поняв, к чему отнести это свое «конечно», совсем запутался: Это ведь так бывает.
Ветошкин удивленно-строгим взглядом посмотрел на Суханова, а Сокольников сделал вид, что ничего не заметил.
Раньше было нельзя, сказал
он. Супостаты рядом шпыряли.
Ну, конечно, теперь уже сказал Ветошкин, даже не заметив, что повторил Суханова. Это всегда так бывает.
И все трое заулыбались. Суханов тому, что хотя и нечаянно, но довольно убедительно поставил Ветошкина на место; Ветошкин тому, что удачно сгладил острые углы и, сказав, с его точки зрения, кое-что неприятное для Суханова, ухитрился уйти в сторону; Сокольников же заулыбался потому, что улыбались Суханов с Ветошкиным. Он глянул на часы.
Банку скоро пройдем, поэтому не смею вас больше отвлекать. Счастливой вахты.
После ухода Сокольникова Ветошкин потомился еще немного, позевывая, потом виновато все-таки ему не хотелось совсем-то уж сердить Суханова попросился:
Может, я пойду соснуть?
Идите, мичман, не отсвечивайте. Суханов поманил его пальцем и сказал на ухо: А о дельфинах все-таки надо докладывать. Оказывается, у нас под килем была всего какая-то сотня метров.
Не сразу классифицировали, буркнул Ветошкин. Был бы Ловцов...
Полно вам, мичман, Ловцов это ведь моя смена.
«Ну что схлопотал?» как бы спросил глазами Суханов, и Ветошкин чуть заметно пожал плечами а может, у него там просто зачесалось? тоже как будто ответил: «Как вам угодно... Я вот сейчас пойду и посплю, а вы тут шуруйте».
Из поста акустиков Сокольников направился в ПЭЖ пост энергетики и живучести, уже пересчитал балясины ступеньки на двух трапах и собрался взяться за поручни третьего, как увидел Козлюка, целившегося духовым ружьем в угол. Сокольников не стал мешать ему, притаив дыхание, дожидаясь, что из всего этого может получиться.
Ружье треснуло, словно детская хлопушка, в углу пискнуло, и на палубу шлепнулась большая рыжая лариска. Козлюк, должно быть, слышал, что за спиной у него притаились, но сперва все-таки глянул на лариску, потом только обернулся. Лицо у него было счастливо-свирепое и утомленно-снисходительное, как у настоящего охотника, которому только что посчастливилось завалить кабана... Увидев Сокольникова, Козлюк заулыбался и похвастался веселым голосом:
Вон какой лошак. Хлопну еще одну и пойду спать.
Ты их в баталерках пошуруй, улыбаясь, посоветовал Сокольников.
В баталерках у нас капканы стоят. Так там тоже одна мелочишка пошла. Такой лошак в этом месяце первый. Козлюк перекинул ружьишко за спину, вышел на свет, и Сокольников увидел в его глазах тоску зеленую они словно бы потеряли блеск и потухли. Эх, Василий Васильевич, дорогой ты наш комиссар, да ведь мужики наши сейчас по первотропью за зайцем отправились. Глядишь, и в рыженькую стрельнут. А ближе к Новому году кабанчика завалят либо косулю теперь этого зверья навалом. Печеночку на сковородку, шашлык на вертел... А я тут за ларисками гоняюсь. Узнают мужики наши обсмеют. А что делать? Глаз боюсь потерять. Какая ж охота без поставленного глаза? Опять-таки и сноровка. Ее за деньги не купишь, Козлюк усмехнулся: Может, на пару поохотимся?
Уволь, боцман. Наверху поважнее охота не ладится... Нервничает командир.
Тут запсихуешь. Козлюк вскинул ружье и, почти не целясь, выстрелил, пуля, хлюпнув, застряла в асбестовой изоляции паровой трубы. Меня ведь, Василий Васильевич, удача тоже стала обходить.
Это совсем не случайное
обращение по имени-отчеству растрогало Сокольникова, и он, подумав: «А должно быть, ты и впрямь затосковал, старина», сказал как можно мягче:
Ты поосторожнее. Раз в лариску, два в трубу, а в третий...
Козлюк поддернул свои домашние трусы синие, в белый горошек, промолвил в сторону:
Так я только по ночам, когда морякам любимые девушки снятся.
Сокольников заглянул в один кубрик и в другой: синий ночной свет делал лица дневальных синими, и эти синие призраки представлялись ему, Сокольникову, поднося к синим вискам синие руки, и он с оторопью подумал, что и сам, наверное, кажется дневальным синим призраком.
В ПЭЖе было светло, вентиляция работала на полную катушку и хорошо продувала помещение. За столом, отодвинув в сторону папки со схемами, описями и инструкциями, восседал сам хозяин ПЭЖа капитан третьего ранга Ведерников и пил чай из блюдечка, держа его на растопыренных пальцах, а другой рукой кидая в рот кусочки мелко наколотого сахара. Он приподнялся, вернее, сделал вид, что приподнимается, и широким жестом пригласил Сокольникова к столу.