Поскучнев, Ветошкин помялся, переступил с ноги на ногу.
Это конечно, товарищ лейтенант, сказал он. Вот если бы Ловцов, то и понятно. А так что ж...
Мичман, помолчите, неожиданно взмолился Суханов, которому давно уже не хватало Ловцова в посту. Ловцов уникален, я согласен, а другие где? Вы, например, Рогов, позвал он и повторил громче: Рогов!..
Есть, товарищ лейтенант, расслышав наконец, что это его зовут, сказал Рогов и отодвинул для верности наушник с уха.
Вы могли бы классифицировать стадо дельфинов?
Вообще-то, могу...
А Силаков?
А что Силаков? Со слухом у него в норме, товарищ лейтенант. Да вот я его сейчас самого спрошу. Эй, Силаков, сказал Рогов, сильно толкнув Силакова в плечо. Товарищ лейтенант спрашивает, можешь ли ты классифицировать дельфинов?
Если толкаться не будешь, так я все смогу.
Отставить разговоры, приказал Суханов. Занимайтесь своим делом. Он опять поднял глаза на Ветошкина, который продолжал стоять у стола и всем своим видом как бы говорил, что он еще и не это слышал, но при всем при том оставался при своем мнении.
Если бы Ловцов, то и понятно бы, упрямо пробормотал он.
Мичман, да ведь у него мать умерла.
Ветошкин обиженно посопел.
Я же, товарищ лейтенант, не ради себя стараюсь. Еще год, другой, и уйду кончится моя служба. И вас понимаю, и Ловцова. А только когда все на месте, увереннее себя чувствуешь.
«Ласковый ты с виду, подумал Суханов, А только от ласки твоей не всегда ласково бывает. Ну, хорошо, хорошо... Ты ласковый, я ласковый что-то только из этого получится?»
Ладно, мичман, примиряюще сказал он. Что же теперь делать, Ловцова нет, а войти в контакт все равно надо.
Раз надо, тут уж ничего не попишешь, сказал Ветошкин.
«А и дурак же ты, братец, подумал Суханов. Ведь ты же считаешь, что это я дурак. А ведь так не бывает, мичман, чтобы в одну компашку затесались
два дурака. Один из них обязательно должен быть поумнее».
«Это конечно, подумал и Ветошкин. Ловцова теперь с дороги не вернешь, а только я предупреждал, что в случае чего... Это ж понимать надо...»
Ветошкин украдкой зыркнул на Суханова: тот опять начал листать журнал, но скоро вернулся к последним записям.
«Читай, читай, подумал Ветошкин. Все равно там про дельфинов ничего не записано, потому как про дельфинов никто и не велел писать».
«Раз появились дельфины, подумал Суханов, значит, здесь же бродят рыбные косяки, значит, здесь небольшие глубины, и лодке, выходит, делать тут нечего».
И все-таки, мичман, впредь отмечайте все, что услышите. Сегодня это дельфины, а завтра... Вы меня поняли, мичман?
Так точно...
Суханов хотел было сказать Ветошкину: не прятался бы ты, мичман, за свое «так точно», а говорил бы все, что думаешь, раз уж «стих такой нашел», и он бы, Суханов, тоже ответил бы с полной откровенностью, вот и получился бы у них мужской разговор, но в открытую дверь он увидел, что по трапу начали спускаться длинные брюки матросы и старшины ходили в шортах, понял, что с чем-то пожаловало высокое начальство, и скорехонько поднялся, дабы встретить как положено «ешь начальство глазами», одернул на себе рубашку и даже надел пилотку. Начальством этим оказался замполит Сокольников. Он еще из коридора махнул рукой, чтобы Суханов отставил всякие там официальности, и только после этого вошел в пост, пригнувшись в двери, хотя проем был высокий, но тут уж, видимо, сказалась привычка подводника, который из отсека в отсек даже на атомоходах вынужден переходить согнувшись в три погибели.
Не спится, товарищ капитан третьего ранга? спросил Суханов, опередив таким образом встречный вопрос, который наверняка свелся бы к избитому: «Что слышно?» «А что слышно? А ни хрена не слышно, вот что слышно». Сокольников понимающе улыбнулся.
Не спится, Суханов, сказал он. Супостаты в Средиземном море активничать начали. Не исключено, что и тут они примут боевую готовность номер один.
Часа полтора назад за бортом прошло стадо дельфинов.
Это объяснимо. Командир решил сократить путь, поэтому мы сейчас проходим над банкой. Тут глубина упала до ста метров. Скоро выйдем на приглубокое место.
Значит, мы правильно подумали.
Подумали вы, может, и правильно, но учтите командир может выразить неудовольствие: надо прежде докладывать, а потом думать.
Понял, товарищ капитан третьего ранга.
Сокольников бегло, больше по привычке, оглядел Суханова, так же почти машинально отметил для себя, что за эти месяцы Суханов почернел и исхудал, шея у него вытянулась и стала похожа на гусиную, и в словах стало больше угловатости, но держаться при этом, кажется, стал более уверенно. В редких общениях с ним Сокольников на это еще раньше обратил внимание тот старался как бы подчеркнуть свою независимость, хотя, если уж честно говорить, какая там к богу в рай независимость, когда и на боевую службу его взяли благодаря заступничеству Сокольникова. Наверное, ему давно уже следовало бы зайти в каюту к Сокольникову и сказать, дескать, так-то и так-то, товарищ капитан третьего ранга, если чего такое, словом, сами понимаете, то можно, конечно, и посторониться. Тем более что вот и писем за столько времени не пришло ни одного, хотя все прочие уже прислали, и не по одному, и время с расстояниями стали уже делать свое дело. Но ведь знал же Суханов, что ни за что не осмелится переступить комингс каюты Сокольникова, а значит, и разговора такого не состоится, а жаль между мужчинами и разговор должен быть мужской.