Если бы, да кабы, да
во рту б росли грибы, то и вышел бы не рот, а целый огород. Иди-ка ты, Ветошкин, к себе, а я стану заниматься своими делами. А вернемся в базу, там я тебе и покажу, какой ты есть из себя старшина шлюпки. А если ты волнуешься насчет пирога, то дыши в две дырочки спокойно: побежденному первый кусок. Самолично отрежу. Флотский закон есть закон.
Не надо мне твоих кусков, страдальческим голосом произнес Ветошкин. Мне справедливость нужна.
А на кой она тебе? удивился Козлюк.
Ветошкин не сразу сообразил, что бы ему сказать в ответ такое посолонее, а когда нашел это солененькое, то Козлюк уже перевесился через борт и кричал старшине катера:
Да крепи его, строп-то, крепи лучше! Да куда же ты его заводишь?
Когда строп завели правильно и Козлюк разогнулся, чтобы вытереть пот с распаренной лысины, Ветошкин сказал ему назидательно:
Справедливость есть основа характера.
Два куска отрежу, пообещал Козлюк. Но если еще станешь причитать, ни хрена не получишь.
Ближе к обеду ветер совсем убился, небо подернулось серовато-перламутровой пленкой, солнце сквозь которую едва просвечивало, казалось матовым, и было ужасно душно. Ковалев распорядился не разоружать пожарные шланги на палубе, чтобы желающие в любое время могли принять душ напряжением в три атмосферы.
За столом Бруснецов делил свой пирог. Первый кусок самый большой и аппетитный он положил на тарелку командиру, другой поменьше Сокольникову, чтобы подсластить поражение, третий отрезал судье, четвертый должен был бы оставить себе, а прочее уже делить на всех, но так как тарелки тянулись с разных сторон, то про себя Бруснецов забыл, а когда вспомнил, то от пирога уже остались одни крошки.
Тарелки еще тянулись, но Бруснецов уже шумно отодвинулся от стола и, вздохнув, сказал:
Что и говорить тяжела ты, шапка Мономаха.
Ковалев разрезал свою долю пополам, подвинул тарелку Бруснецову.
Бери любую половину, Мономах.
Будто бы неудобно, товарищ командир.
Бери, старпом, не миндальничай. Может, когда-нибудь вот так же и шапку Мономаха разделим.
Пирог был съеден, и про незадачливые гонки тут же забыли, разойдясь по каютам править адмиральский час.
К Ковалеву поднялся командир БЧ-5 капитан третьего ранга Ведерников.
Надолго ты развел свою музыку? спросил его Ковалев.
Завтра к вечеру закончу.
Не завтра к вечеру, а сегодня после обеда собирай свои железки. А то начнется шторм, будешь потом до самой базы собирать.
Прошлый раз барометр двое суток падал. Задуло только на третьи.
Потому и задуло на третьи, что мы помаленьку отгребали от шторма. А сейчас мы ему в морду полезем. В шторм легче в отрыв уйти.
Решаете? осторожно спросил Ведерников.
Бездействие то же действие, повторил Ковалев понравившуюся ему мысль. Передай своим маслопупым, что по окончании боевой службы каждый отличившийся будет мною отмечен: одни получат звания, другие отпуска домой, третьи ценные подарки.
Тогда, с вашего позволения, я пошел отменять адмиральский час.
Отменяй, голубчик, и скажи еще своим маслопупым, что до сего дня я ими был доволен.
Отпустив Ведерникова, Ковалев позвонил на вахту справиться, как ведет себя барометр.
Падает... Стремительно падает.
Ему не хотелось будить старпома тот, видимо, уже правил адмиральский час, но барометр-то падал, дьявол его побери, и Ковалев велел рассыльному разыскать старпома. Тот не спал, обходил с Козлюком верхнюю палубу, проверяя каждый талреп, каждый узел.
Смотрите-ка, неожиданно сказал Козлюк, открыв от удивления рот. Супостаты куда-то намыливаются.
Бруснецов оглядел рейд: корабли супостата, обычно бездымные, густо запыхтели, видимо, экстренно прогревали машины, в отдалении загромыхала якорь-цепь. Бруснецов никогда не верил в чудеса, он даже не понимал, как это можно верить в то, что не существует, но сейчас ему ужасно захотелось чуда.
Боцман, обойдите еще раз палубу без меня. Я к командиру.
На трапе он нос к носу столкнулся с рассыльным. Тот посторонился и виновато сказал:
Товарищ капитан третьего ранга, вас приглашает командир.
Я знаю, сказал Бруснецов глухим голосом, стараясь скрыть улыбку. Ему на самом деле показалось, что в эту минуту его должен вызвать командир.
Разрешите, попросил он еще из коридора в открытую дверь, прошел к столу и сел на краешек дивана, на который ему указал Ковалев. Все закрепили по-штормовому, начал перечислять Бруснецов. На вьюшки и шлюпки наложили дополнительные крепления.
У интендантов бочки принайтованы? А то опять придется огурцы по всей палубе
собирать.
Интендантам дал напрягай. Сейчас еще сам проверю.
Проверь, голубчик, сам.
Товарищ командир, стараясь унять радостную дрожь в голосе, сказал Бруснецов, супостаты уходят.
Ковалев быстро взглянул на него и тут же отвел глаза в сторону. Пальцы его правой руки непроизвольно заплясали по столешнице. Он заметил это и сжал их в кулак.
Ну, так... сказал он, помолчав. Значит, так. Машинисты обещали собрать свою шарманку к ужину. Если они уберутся, мы в ночь тоже уйдем. Он снял трубку. БИП, командир. Что делается на рейде?
Судя по всему, супостаты собрались уходить, но движение еще не начали.