Команда уже знает о поединке и жаждет крови. Так что пусть все остается в силе.
Ковалев смилостивился:
Добро. Бери себе Ветошкина. Но неужели наша Наташа Павловна, милая Натали...
Да-да-да, представь себе.
А я тогда подумал, что это ты за него заступился. Впрочем...
Оставь меня в покое... К сожалению, чаще всего не мы кого-то находим, а нас кто-то высматривает... Тут ведь не сразу поймешь, где они, эти начала, а где концы... Так, значит, я могу взять Ветошкина?
Бери Ветошкина. И пусть публика аплодирует тебе.
Помнишь, когда-то нам аплодировали девчонки в Питере. Тогда мы брали первые места. Куда подевались те девчонки, скажи мне?
Отчего же не сказать: те девчонки стали маманями, а наш Сокольников все еще холостяк. Хочешь, вернемся в базу, я тебя посватаю к Наташе Павловне, к нашей очаровательной Натали. Нет, право. Я чувствую в себе задатки свата.
Не старайся. Не хочу. Наши женщины от нас не уходят. От нас уходят чужие женщины. Ты понимаешь, командир, что такое чужие?
Ковалев отодвинул от себя стакан и сам вместе с креслом отодвинулся от стола, шумно вздохнув, помолчал.
Славно мы с тобой чаек погоняли. Теперь уж долго так не гонять.
Думаешь... начал было Сокольников, но Ковалев не дал ему договорить, сказал сам:
Нет, не думаю. Раз командующий определил наше пребывание тут месячным сроком, то, следовательно, он за нас и подумал. Нам осталось только действовать.
Но чтобы действовать, надо знать...
Золотые слова, комиссар. Золотом бы их и записать, да нету у меня золота. Ракеты есть, и бомбы глубинные, и еще кое-что, а вот золота командующий не дал. Поскупился командующий.
Зазвонил телефон, резко в полной тишине, как колокол громкого боя.
Товарищ командир! доложили с вахты. На рейд прибыли легкий крейсер и транспортное судно.
Хорошо. Сейчас я поднимусь на мостик. Ковалев откинулся на спинку кресла, позволив себе на минуту расслабиться, и вяло улыбнулся. Видишь, комиссар, какая сила собирается. Это не по нашу
душу. Кажется, где-то запахло паленым, вот они и хотят пустить нам пыль в глаза, знают же, что мы сейчас же бросимся докладывать.
Ковалев рывком поднялся, пробежал пальцами по пуговицам рубашки даже ночью он не позволял себе поблажки, за ним поднялся и Сокольников.
Иди, комиссар, отдыхай. Утром все-таки тебе гоняться, а не мне. Поверь, мне не хочется, чтобы фрунзак (выпускник училища имени Фрунзе) болтался на бакштове у балтийца (выпускник Первого Балтийского училища). Они, правда, иногда себя величают еще конногвардейцами. Но это уже их дело.
Сокольников пошел по коридору, направляясь в низы он помнил, что вахту должен был стоять Ветошкин, а Ковалев, пользуясь тем, что в ночное время поблизости никого не было, взбежал наверх и пристроился к визиру, за которым только что стоял вахтенный сигнальщик.
Где? отрывисто спросил Ковалев, и вахтенный сигнальщик догадался, о чем спросил командир, почтительно сказал:
Я визир держал прямо на него.
Понятно. Ковалев дождался, когда глаза приспособились к ночной полумгле, и начал различать и надстройки у крейсера, слабо освещенные, но все-таки достаточно для ночи очерченные, и ют, по которому прохаживался вахтенный и, кажется, курил, по крайней мере, там изредка появлялся неясный светлячок. Понятно, повторил Ковалев и крикнул вниз: Рассыльный!
Рассыльный есть, отозвались снизу.
Пригласите на мостик дежурного офицера.
Пока рассыльный разыскивал дежурного офицера (дежурство нес Романюк), который в это время обходил корабль, пока Романюк, путаясь в лабиринте коридоров, переходов и трапов, спешил на зов командира, тот прихватил бинокль и, выйдя на открытое крыло, начал пристально оглядывать рейд, довольно-таки густо унизанный якорными огнями: теперь их было семь. Свой огонь в счет не шел. Между кораблями сновал вертолет супостаты на открытом рейде пользовались катерами крайне редко. Ковалев хотел сегодня поспать по-человечески: принять перед сном душ, залезть под чистую простыню и потянуться до хруста в костях, но это оживление на рейде ему не понравилось, и он с грустью подумал, что и эту ночь ему придется скоротать на мостике. Наконец появился Романюк, немного запыхавшийся, видимо, спешил, и Ковалев не стал ему выговаривать, только спросил:
Корабль обходили?
Так точно, товарищ командир. Все в порядке.
У нас-то в порядке, а вот у них намечается некий беспорядок. Дозорных проверили?
Так точно. Выставлены на юте и на шкафуте.
Усильте дозорную службу. Когда супостаты по ночам оживают, от них можно ждать чего угодно. Еще раз проинструктируйте людей. Потом доложите.
Отпустив Романюка, Ковалев опять оглядел рейд: вертолет все еще летал с корабля на корабль, как ночная бабочка. Может, развозил по кораблям почту, но тогда почему это нехитрое дело не отложили до светлого времени? Может, флагман собирал совещание командиров кораблей, но и тогда эту спешку трудно было объяснить. «Так-так, подумал Ковалев, тут, видимо, намечаются какие-то игрушки, которые нельзя откладывать даже до утра. Более того, флагман даже не решился прибегнуть к услугам открытой связи, чтобы упаси боже! мы их не подслушали. Не-ет, тут что-то не так. Если он на самом деле собирает командиров кораблей, то, значит, он скажет им такое, что нам знать никак не положено».