Товарищ командующий, я прошу задержаться на якорной стоянке еще на пять суток. Машины требуют серьезной ревизии.
Машине требовался ППР, а «серьезная ревизия» была из того же порядка, что и «увязнуть», но командующий, видимо, был готов к этой просьбе, поэтому не стал раздумывать, ответил тотчас же:
Добро. Примерно через месяц-полтора в зависимости от обстановки к вам подойдут «Полтава» с «Азовом». Как поняли? Прием.
Вас понял. Прием, сказал Ковалев, хотя он ровным счетом ничего не понял: приход «Полтавы» и «Азова» можно было рассматривать и как плановую смену кораблей в океане, и как неудовольствие ему, командиру «Гангута», за... Впрочем, это уже большого значения не имело: главным было «что», а не «за что».
Связь отключилась, а Ковалев все держал трубку возле уха и ждал, что еще прорежется голос командующего и все разъяснит, но и голос не прорезался, и разъяснений не последовало, и Ковалев наконец вложил трубку в зажимы, потом позвонил по другому телефону Сокольникову и попросил того зайти к нему в каюту.
Давненько мы с тобой чаи ночью не гоняли, сказал Ковалев, когда Сокольников появился в дверях.
Давненько, согласился Сокольников, присаживаясь на диван. И поговорить все никак не удается. Ты на мостике пропадаешь, а я тут, в низах, зарылся, как крот: то собрание надо провести, то беседу моряки потребовали, то то, то сё...
Собрание это очень даже хорошо, согласился Ковалев, побарабанив пальцами по столу. Я сейчас с командующим разговаривал. Обещал через месяц-полтора «Полтаву» с «Азовом» прислать. Это как понимать прикажете?
Так и понимай, что нам пришла пора отдохнуть.
И я так раньше понимал, а теперь становлюсь мнительным, все ищу в словах тайный смысл. Человек одно скажет, а мне думается, что он другое имел в виду.
Океан, случаем, тебя не закомплексовал?
Я этой штукой не балуюсь, сказал Ковалев. Только радости от этого немного другие все равно комплексуют. И нас же своими комплексами потом и бьют по башке.
Не очень понятно, командир.
А тут не надо понимать, быстро промолвил Ковалев. Тут не понимать надо, комиссар. Тут чувствовать полагается, знаешь, душой, каковую мы за ненадобностью отменили, к сожалению.
Горячих голов в России-матушке всегда хватало с избытком.
То там, помолчав, словно бы обмолвился Ковалев. А тут каждый на счету. А мы уже трех недосчитываемся.
Сокольников насторожился.
Больной, начал считать он, Ловцов... Кто третий?
Третьим, комиссар, была самая светлая личность на корабле. Никогда не унывал, всегда всем был доволен, радовался жизни, не лгал и не подличал. И вот этой личности не стало. А звали эту личность, комиссар, Петром Федоровичем.
У Сокольникова отлегло от сердца.
Хозяин убыл, сказал
он ровным голосом, а боцман человек азартный. Увлекся акулой.
Вот то-то и оно, что хозяин убыл... Ковалев глянул на часы, наконец, вызвал звонком вестового, попросил чаю. Ты все-таки решил завтра погоняться со старпомом? спросил он.
Надо размяться, беспечно сказал Сокольников.
Старпом у нас человек честолюбивый. Для него гонки вопрос чести.
А я честолюбивых уважаю, заметил Сокольников. Они в поддавки играть не умеют. Они играют в открытую.
Не всегда, комиссар, возразил Ковалев. К сожалению, не всегда.
Ну и ладно... Позволь только взять мне старшиной шлюпки Ветошкина.
Ковалев поморщился:
Я же объявил боевой части семь готовность номер два.
У акустиков вряд ли будет много работы. Лодка, даже если она и бродит в этом районе, в чем я теперь все-таки сомневаюсь... Сокольников выразительно помолчал, как бы желая сказать: я, конечно, своего мнения не навязываю, но все-таки. На банку она не полезет. Тут для нее глубины не хватает. К тому же старпом взял к себе на шлюпку старшиной Козлюка, хотя когда-то, на заре туманной юности, ему приходилось гоняться в паре с Ветошкиным. А Ветошкин с Козлюком хотя и дружат, но это на берегу, а на корабле все чего-то не могут поделить.
С ума сойти: тайны мадридского двора. А Суханов как там себя чувствует?
Стукнув в дверь, в каюту вошел вестовой с подносом, и они тотчас замолчали. Вестовой расставил на столе стаканы, закусочку, сходил в коридор за чайником, потом постоял в дверях, дожидаясь, не попросит ли командир еще чего-нибудь, но Ковалев молча кивнул ему, и вестовой тихо исчез.
У меня до него все руки не доходят, продолжал Ковалев свою мысль.
Моряки его стали принимать.
А что там у него за сердечная история приключилась? Ты не в курсе?
Сокольников подвинул к себе стакан, позвякал в нем ложечкой, забыв положить сахар.
Ты только не падай. Суханов влюбился в нашу милую, прелестную Наташу Павловну Вожакову. Ни больше ни меньше. И та, кажется, тоже проявила к нему здоровый женский интерес.
Ковалев непроизвольно воззрился на Сокольникова.
Наташа Павловна?! удивленно спросил он. Ты шутишь?
Нет, командир, не шучу. Какие уж там шутки: один влюбился во вдову моего ближайшего друга и бывшего командира, а эту вдову уж прости меня за откровенность старики прочили мне в жены; другой вызывает на шлюпочный турнир. Сплошные «рытвины, ухабы».
Со старпомом проще. Скажем ему, чтобы гонялся не с тобой, а с Романюком, который, не успев стать командиром БЧ, уже рвется в старпомы, он и утрется, а вот там дело посложнее.