Надеюсь, вы меня правильно поняли, а следовательно, сделали правильный вывод, что мы идем в точку не для того, чтобы выявлять сильнейших в перетягивании каната, хотя я ни в коей мере не отрицаю значения этого весьма интеллектуального вида спорта в нашей многотрудной флотской жизни. Устала машина машине нужна ревизия. Устали люди людям нужен отдых. Прошу составить планы предупредительного ремонта вверенных вам заведований. Планы представить старпому к вечернему чаю.
Планово-предупредительный ремонт, иначе говоря ППР, это уже было серьезно, и улыбаться сразу стало нечему, только Грохольский, у которого в лазарете лежал матрос в ожидании операции, все еще продолжал улыбаться, переживая свою промашку.
«Ну и ладно, глядя на него, подумал Ковалев. У медиков каждый из нас может попасть в ППР. Он еще не знал, что медикам предстояла работа намного серьезнее той, которую отводил себе на стоянке командир БЧ-5 капитан третьего ранга Ведерников, ревизуя машины. Пусть улыбается. Я тоже поулыбался бы, только что-то не улыбается мне».
Есть вопрос, товарищ командир, сказал вертолетчик Зазвонов. Когда же наконец прикажете размяться?
Ковалев повернулся к нему, оглядел его смеющимися глазами.
Как вы прекрасно загорели!
Тут не то что загоришь, пробурчал Зазвонов. Тут скоро посинеешь от безделья.
Вот когда посинеете, Зазвонов, от безделья разумеется, вот тогда и приходите ко мне. Вот тогда-то уж и поговорим. Старпом, не смею больше никого удерживать.
Товарищи офицеры! играя голосом, возвестил Бруснецов и, выдержав томительную паузу, кивком головы дал понять, что все свободны. Кое-кто вышел на открытый сигнальный мостик покурить, но большинство тотчас отправились на свои командные пункты: что бы там ни говорили, ППР дело серьезное. Сейчас еще в случае чего можно было сказать: «Давно ППР не было», а после стоянки эти отговорки потеряют всякий смысл, и если бы кто сдуру и решил найти отговорку, потом долго бы ворочался во сне, ругая себя последними словами.
Грохольский тоже задержался на сигнальном мостике, но не для того, чтобы покурить он не курил принципиально, а в основном для того, чтобы улучить момент и доложить командиру о больном, но постоял, послушал, о чем говорили офицеры, и понял, что докладывать еще рановато, а следовало бы сперва разыскать этого шалопая Блинова и высказать тому все, что он, флагманский медик майор Грохольский, о нем думал а думал он о Блинове в эти минуты много и нехорошо, посоветоваться после той острастки, а потом уж и докладывать. Блинов, конечно, шалопай из шалопаев, но голова у него сидит крепко, к тому же он успел уже поработать у папеньки в клинике ординатором и скальпель, кажется, еще не разучился держать.
Грохольский спустился на шкафут внешним трапом. Он неожиданно разволновался, подумав, что упустил возможность возразить командиру. Он постоял возле шлюпки, зачехленной белым, выгоревшим на солнце брезентом, и сказал, обращаясь к самому себе, а может, и к этой выдраенной до неприличной чистоты шлюпке:
Моральное утомление, товарищ командир, это не по моей части. За моральное утомление отвечает замполит. У него и власти побольше, и каюта пошире. А мне с шалопаем Блиновым и двумя санитарами за всем не уследить. Я, товарищ командир, можно сказать...
Что я вижу! послышался из-за спины Грохольского противно-гнусавый голос Блинова. Грохольский вздрогнул, но голову, как ему показалось, повернул величаво. Мой дорогой и обожаемый начальник репетирует известную сцену из не менее известной пьесы товарища Чехова: «Дорогой и уважаемый шкап».
Бросьте фиглярничать, Блинов, обиженно сказал Грохольский. Я вам не мальчик на побегушках, а флагманский медик. И я хотел бы знать, где вы шляетесь в то время, когда командир собирает на мостике совещание старших офицеров?
Помилуйте, нисколько не смущаясь
начальствующего голоса Грохольского, сказал Блинов. Окромя корабля, мне идти некуда.
«Окромя, окромя», передразнил Грохольский. Где вы эту дрянь подцепили?
Это не дрянь, товарищ майор. Это вполне литературное слово.
Не знаю, не знаю, сказал Грохольский. Все эти «окромя» и прочее весьма дурно пахнут, но я вам, Блинов, не учитель, бог с вами. И я вас на самом деле искал.
Представьте, а я вас, сказал Блинов. Какое приятное совпадение! Но я вас нашел, а вы меня не нашли, причем я вас застукал в весьма загадочном положении. Так вы, экселенц, на самом деле не разучивали никакой роли?
Это вам, Блинов, надо разучивать роли, а я свою давно уже сыграл. При этом будем самокритичными весьма скверно.
Браво, экселенц, но скажите, что за тюфяк там у нас объявился?
Этот тюфяк, невольно подражая Блинову, сказал Грохольский, должно быть, наделает нам много хлопот.
Не надо предположений, экселенц, он уже наделал. Я его посмотрел и пришел к выводу, что нам с вами пора засучивать рукава.
Да, конечно, вы правы, но на стоянку мы придем только к исходу завтрашних суток.
Никаких проблем, экселенц. Вы идете к командиру и просите, чтобы он «сел» на волну или что-то в этом роде. А я тем временем подготовлю этого тюфяка к операции. Вы придете и немного попотрошите его, а потом мы все это зашьем.