Так, понятно. Ковалев поискал глазами микрофон, включил ходовой мостик. Вахтенный офицер, попросите танкер маленько повременить и еще с часок полежать с нами в дрейфе. Позвоните в ПЭЖ. Пусть наши машинисты попускают дымы. Усильте визуальное наблюдение за супостатом.
По авианосцу берем постоянно пеленг.
Меня авианосец сейчас не очень интересует. Я хочу знать, как поведут себя фрегаты. И пригласите на мостик старпома. Ковалев передал микрофон Голайбе, чтобы тот водрузил его на место ему с ним работать, пусть и подстроит под свою руку, только потом сказал ему: Попытаемся перерезать их строй и уйти в глубь океана. Вы меня поняли, штурман?
Так точно.
Ну что ж, пока есть время, сочиняйте свой оправдательный вердикт. Тем более что я и сам когда-то считал Наташу Ростову взбалмошной девчонкой. Но это, правда, было давно, в ту пору, когда мне все девчонки представлялись взбалмошными.
Ковалев прошел в ходовую рубку, где его уже поджидал старпом.
Вы прочли письма? спросил Ковалев.
Так точно, по два раза каждое.
Кстати, а где вы размещаете свою ораву?
Когда ухожу в поход, жена уезжает в Ногинск. Там у моих стариков приличный домишко. А когда в базе стоим дело скверное. Шестнадцать метров жилья в коммунальной квартире.
А где же вы отдыхаете?
Я, товарищ командир, на берегу не отдыхаю. Одного мою, другого стираю, третьего глажу. Я отдыхать бегу на корабль. А боевая служба для меня вроде отпуска.
А что же квартиру обещают?
Обещали в тот раз, а вернулись отдали другому. Говорят, тот, дескать, нуждался больше нашего. Вообще-то, я не понимаю этого «больше» и этого «меньше».
Ковалев покрутил головой.
Н-да... Ладно, старпом, это уже будем решать в базе. Тут нам это не решить, хоть мы все лбы разобьем о переборку... Сейчас я попытаюсь разрезать их строй и уйти подальше в океан. Если они не позволят этого сделать, на завтра на девять тридцать назначаю учебное бомбометание.
Прикажете болванками?
Разумеется... Вы же не можете гарантировать, что их лодки в этом районе нет. А если она бродит тут,
только мы ее за общим шумом не слышим? Тогда, старпом, от нашей консервной банки останутся одни воспоминания. Впрочем, наверное, и вспоминать станет некому.
Бруснецов молча склонил голову, дескать, воля ваша.
Вахтенный офицер, мы с танкером подымили маленько?
Так точно.
А что там у супостатов?
На авианосце все тихо. Крейсер выкинул шапку, должно быть, заторопился. У него топливная-то аппаратура в норме. Фрегаты тоже замельтешили.
Вот и пусть мельтешат. Передайте на танкер, чтобы еще подымил. И мы тоже. Кстати, что у нас с обедом?
Обед готов, товарищ командир.
Вот и прекрасно. Пообедуем. Пусть моряки воспользуются адмиральским часом. Спешить нам все равно некуда.
Суханов тоже получил обширную корреспонденцию: от отца с матерью, от сестер, от одноклассников, которых судьба разметала по всем флотам, но все это были не те письма, а то, которое он особенно ждал собственно, его-то он и ждал, не пришло. Он посидел у себя в каюте, потом спустился в акустический пост. Там он застал одного Ловцова, который играл на «пианино» был в наушниках, покручивал настройку и, легонько подрагивая губами, улыбался. Суханов покашлял в кулак, подумав, что Ловцов слушает музыку. Ловцов вздрогнул от неожиданности и вытянулся, сняв наушники.
Ничего, ничего, поспешно оказал Суханов и спросил, чтобы только не образовалась пауза: Ничего музычка?
Никак нет, растерянно промолвил Ловцов. Мы давно уже буй размонтировали, и мичман отнес его в Ленинскую каюту.
А что же вы тогда слушали?
Сейчас все корабли замолчали. Тихо стало. А тут еще письмо от матери получил. Хорошее такое...
И вам захотелось... Суханов не докончил свою мысль, но Ловцов понял его и усмехнулся.
Я не такой наивняк, товарищ лейтенант. Тут лодки сейчас нет. А мне просто захотелось побыть одному. Совсем одному.
Суханов присел рядом, надел наушники, прижав их руками, прислушался и снова снял их: молчали корабли, молчал и океан, только где-то неподалеку резвились дельфины, но, возможно, Суханову это просто показалось. «Конечно же, показалось», подумал он.
А я вот не получил письма.
А будто мичман относил вам почту в каюту.
Это не те, Ловцов, письма... Вернее те. Я знал, что они придут, поэтому и не ждал, и они пришли. А вот то, которое я ждал, то, должно быть, так и не написали.
Мне такие тоже больше не пишут. Ловцов понял, что недоговаривать нельзя замахнулся, так бей, и он сказал: Замуж выскочила, в Шимске теперь живет. Райцентр наш. Писали как-то, что родить собралась.
Если больно...
Теперь уже не больно. Пусто только стало. Если бы не маманя с дедом, так и домой бы не вернулся.
Они вместе поднялись в жилую палубу: Ловцов по коридору пошел в кубрик, а Суханов взбежал еще по одному трапу и очутился в офицерском коридоре, не доходя до своей каюты, крепко стукнул в соседнюю дверь.
Заглядывай, пригласил Блинов. Он, кажется, пребывал в меланхолии, возлежал на койке, рассматривая фотографии. А, это ты, сказал он, приподнимаясь и протягивая Суханову визитку. Знакомься. Моя супруга. Правда, бывшая.
Суханов присел к столу, мельком глянул на фотографию, чтобы не проявлять излишнего любопытства, и отложил ее в сторону.