Я просто хочу знать, что происходит, хмыкнув, сказала она.
Какое совпадение, и я тоже. Например, мне хотелось бы знать, с какой стати он принес вам чек на пять тысяч.
Дэн Рольф как бы невзначай переменил позу: откинулся на спинку стула, а тощие руки убрал под стол.
Так вы и про это знаете? Дина Брэнд положила ногу на ногу, и ее взгляд упал на поехавший чулок. Чтоб я еще хоть раз эту дрянь купила! в сердцах воскликнула она. Лучше уж босиком ходить! Только вчера целых пять долларов за эти чулки выложила, а сегодня они уже поехали. Проклятие!
Знаю, и не я один. Нунен тоже знает. Про чек, разумеется, не про чулки.
Она взглянула на Рольфа, который уже давно смотрел в сторону, и кивнула ему.
Вот если бы ты заговорил по-нашему, доверительно сказала она мне, прищурившись и растягивая слова, я, может быть, смогла бы тебе чем-нибудь помочь.
Как же это по-вашему?
Наш язык деньги. И чем больше, тем лучше. Я денежки люблю.
К сожалению, и я тоже. Но, говорят, не в деньгах счастье. Я вдруг заговорил пословицами.
Что-то ты темнишь.
Полиция тебя про чек не расспрашивала?
Нет. Она
ты так думаешь?
По многим причинам. Во-первых, Макс никогда не стал бы убивать его сам. За него это сделал бы кто-нибудь другой, а он отсиживался бы в безопасном месте да еще обеспечил бы себе алиби не подкопаешься. Во-вторых, у Макса пистолет 38-го калибра, а у наемного убийцы наверняка был бы такой же или еще больше. Какой же профессионал станет стрелять из пистолета 32-го калибра?
Тогда кто же убийца?
Я и так рассказала тебе слишком много. Больше я сама ничего не знаю.
Зато я знаю, сказал я, вставая.
Знаешь, кто убил?
Да, хотя надо еще кое-что уточнить.
Кто? Кто? Она вскочила, почти совершенно протрезвев, и вцепилась в мой пиджак. Скажи, кто это сделал?!
Скажу, но не сейчас.
Ну пожалуйста!
Не сейчас.
Она отпустила мой пиджак, спрятала руку за спину и расхохоталась мне в лицо.
Ладно, не хочешь не говори. А на досуге подумай, что в моем рассказе правда, а что ложь.
В любом случае спасибо за информацию, сказал я на прощание. И за джин тоже. А Максу Тейлеру, если ты к нему неплохо относишься, передай, чтобы он Нунена опасался.
V СТАРЫЙ ЭЛИХЬЮ ЗАГОВОРИЛ
Когда принесли записку? спросил я у дежурного.
Во втором часу ночи.
Значит, что-то срочное. Я зашел в телефонную будку и набрал номер. Секретарь попросил меня приехать немедленно. Я сказал, что скоро буду, послал дежурного за такси, а сам поднялся в номер пропустить стаканчик.
Я бы предпочел быть совершенно трезвым, но, поскольку остаток ночи предстояло провести без сна, трезветь смысла не имело. Виски очень меня взбодрило. Я перелил то, что осталось в бутылке, в фляжку, сунул ее в карман и вышел на улицу.
Все окна в доме Элихью Уилсона были ярко освещены. Я еще не успел нажать на кнопку звонка, как секретарь открыл мне дверь. Под голубой пижамой и темно-синим купальным халатом все его тощее тело тряслось мелкой дрожью, а худое лицо было ужасно взволнованным.
Скорей! закричал он. Мистер Уилсон ждет вас. И пожалуйста, уговорите его дать нам убрать тело!
Я обещал и последовал за ним в спальню. Как и в прошлый раз, старый Элихью лежал в постели, только теперь на одеяле, рядом с его толстой розовой рукой чернел пистолет. Не успел я войти, как он оторвал голову от подушки, сел в кровати и проревел:
Посмотрим, на что вы, болтуны, способны!
У него был нездоровый, багрово-красный цвет лица, глаза же на этот раз горели, точно раскаленные угли.
Я оставил его слова без внимания и взглянул на лежавший посреди комнаты труп.
Невысокий, коренастый мужчина в коричневом костюме лежал на спине в луже крови и стеклянными глазами из-под надвинутой на лоб серой шляпы пялился в потолок. Одна пуля снесла ему полчелюсти. Голова была закинута назад, и видно было отверстие в шее, куда через галстук и воротничок вошла вторая пуля. На одну руку он упал, а в другой сжимал здоровенную дубинку.
Я перевел взгляд на старика. На его лице застыла злобная, идиотская улыбка.
Болтать-то вы мастер, сказал он. Это я заметил. Кому угодно голову заморочите. А что вы еще умеете? Только языком трепать?
Спорить было бесполезно. Я бросил на него сердитый взгляд и напомнил:
Я ведь, кажется, просил меня не беспокоить, пока вы не захотите говорить начистоту.
Просил, дружок, просил. В его голосе прозвучало какое-то дурацкое торжество. Вы хотели начистоту? Пожалуйста. Мне нужен человек, который очистит наконец берсвиллские конюшни, выкурит крыс, больших и маленьких. Но учтите, такая работа по плечу только настоящему мужчине.
Так бы сразу и говорили! прорычал я. Если у вас есть для меня хорошая работа и вы дадите хорошие деньги, я, может быть, и соглашусь. А все эти разговоры о конюшне и крысах для меня пустой звук.
Ладно. Я хочу очистить Берсвилл от жуликов и проходимцев. Это для вас не пустой звук?
Еще сегодня утром вы этого не хотели, сказал я. Передумали?
Последовало длинное, невразумительное объяснение, которое перемежалось руганью и криком. Сводилось оно к тому, что Берсвилл он строил собственными руками, возводил, можно сказать, по кирпичику, и либо город сохранится в том виде, в каком он когда-то был, либо его не будет вообще. Никто не смеет угрожать ему, Элихью Уилсону, в его собственном городе. Он их в покое оставил, но, если они будут учить его жить, он им покажет, кто есть кто. Закончил он свою речь, ткнув пальцем