Анкар-ага молчал, опустив глаза. Вступать в пререкания с невесткой ниже его достоинства: молода, неразумна, да он вроде бы и не слышал ее дерзких слов. Но вот то, что она клянется солью, это нельзя оставить без внимания.
Глава седьмая
Похоронную на почте отдали мне. Оказывается, в его документах значилась моя фамилия Агамурад написал, что я самый близкий ему человек.
У нас в селе учитель Агамурад прожил около года. Он мало кому писал и редко получал письма: кажется, вырос без родных, в детском доме. Был Агамурад небольшого роста, кругленький и очень застенчивый. Он стеснялся не только стариков стариков все стесняются, но робел даже перед ученицами. Любил ребятишек, верблюжат, весенний дождь, радугу, траву. Я знал это, потому что меня он тоже почему-то полюбил и всегда разговаривал со мной.
Как-то раз я позвал Агамурада посмотреть капканы на заячьих тропах. У меня их было поставлено целых четыре. Мы вышли рано. Солнце только поднялось, и роса сверкала в свежей траве. По росе особенно отчетливо видны заячьи следы. Их оказалось много, и я заторопился, но учитель попросил подождать ему не хотелось спешить.
Давай поглядим
Мы стояли на гребне бархана. Село оттуда как на ладони. Народу еще не видно, лишь несколько молодых женщин у колодца. Над дворами вьются дымки. Тихо
Какая красота! задумчиво проговорил Агамурад.
Я тоже люблю смотреть с бархана на село, но мне не терпелось проверить капканы я промолчал.
Первый капкан был пуст. Второго не оказалось на месте, а на песке была кровь. С капканом заяц не мог далеко уйти, я нашел его сразу. Крупная зайчиха сидела в зарослях и, опустив правое ухо, таращила на нас круглые от страха глаза. Агамурад отвернулся.
Отпусти ее, Еллы, попросил он.
Так ведь у нее лапа разбита, нерешительно сказал я. Прыгать не может. Лучше не мучить.
Ну смотри, ответил учитель.
Когда я, сдирая шкурку с зайчихи, вспорол ей брюхо, там оказался зайчонок. Учитель отошел в сторону и стал молча ждать.
Вот о чем я хочу попросить тебя, Еллы, сказал он, когда мы спустились с бархана. Пусть это будет твой последний заяц. Обещаешь?
Я обещал.
В армию его провожали всем селом. Он ходил по домам, прощался, говорил, чтоб не сердились, если что не так. Старики хвалили его, просили после армии обязательно возвратиться к нам, обещали женить
И вот его убили.
Война.
Глава восьмая
Жгуты сушеной тедженской дыни от одного аромата слюнки текут и тутой мешочек зерна подарки по нынешним временам
ханские.
Я вот что думаю, начал разговор Анкар-ага, не дав гостям задать друг другу обычные вежливые вопросы, когда к Санджару Политику приходят, он всегда гостей знакомит. Давайте и я вас познакомлю. Это Джапар, отец нашей невестки, а это Нунна-пальван из Кизылтакыра.
Слышал, слышал сказал уважительно Джапар-ага. Отец Модана-пальвана? Здоров ли наш богатырь?
Нунна молча опустил голову. Хозяин дома сделал знак свату.
Да будет земля ему пухом, сказал Джапар-ага.
А как младший? немного погодя спросил Анкар-ага. Есть вести?
Нунна-пальван махнул рукой.
Пишет: «Отправляемся на веселье». Уезжал хвастался, героем себя выказывал, видно, и там лучше не стал Пустой парень. Болтун.
Ну это ты зря. Рябой парень что надо.
Нет, Анкар. Модан был вот это да. Ума, силы на тридцать таких, как Рябой! Нунна-пальван глубоко вздохнул. Чтобы найти золотистого ягненка, сотни отар переберешь. Так и мой Модан. Раз в сто лет природа создает такого. Как узнал в один день борода поседела.
Помолчали.
А что слышно о твоих? осведомился Нунна-пальван.
Пока пишут. Юрдаман пулеметчик, а Паша подымай выше командир. Ученым людям везде почет. Младший не писал долго, а тут получили письмо и фотокарточку. Без коня снят. Я думаю, он его командиру отдал. Мне письмо недавно прислал большой начальник. «Благодарю, пишет, за прекрасного ахалтекинца». И мне и всей семье благодарность. Вот фотокарточка.
Гости стали рассматривать фотографию.
По одежде судить, он не простой солдат, с уверенностью заявил Нунна-пальван, считавший себя знатоком армейских отличий. Сержант. Не иначе, за храбрость повысили.
Не знаю, скромно сказал Анкар-ага. Храбростью вроде не выделялся. Способный это да. Старшая невестка, она у нас учительница, всегда его хвалила. Правда ли, нет, не знаю; может, она так, по-родственному
Кейик, прислуживая гостям, ревниво вслушивалась в разговор. Было обидно, что свекор, хваля Пашу и Покера, о ее Юрдамане только и сказал пулеметчик. Не радовал даже почет, с каким встречал свекор ее отца. Убрав чайники, она принесла большую миску шурпы из парной баранины, разложила на красивой шерстяной скатерти свежевыпеченные лепешки, поставила кувшин с чалом .
А ты, я вижу, не беднеешь, заметил Нунна-пальван, не в силах скрыть восхищение.
Жили, слава богу, неплохо. Но прибавляться не прибавляется. Ничего, как-нибудь проживем. Лишь бы сыновья вернулись.
Все в руках божьих, вставил Джапар-ага. Как говорится: сорок лет ходит холера, а умрет лишь тот, кому свыше назначено.
Брешут, кто так говорит! сердито проворчал Нунна-пальван. На аллаха кивают, а про себя думают: береженого бог бережет. Дома отсидеться стараются. А то и вовсе в пески подаются. Вон Копек, ваш завфермой, как получил повестку, сразу, говорят, в пески деру дал.