Я молчал. Не знал, что ответить Анкару-ага. В газетах пишут: мы воюем за то, чтоб война была последней. Анкар знает это, газеты ему читают и Кейкер и невестки, но, видно, не очень-то верит
Войдя в магазин, я застал там Нунну-пальвана и Караджу-ага, они рассматривали какую-то помятую газету.
По-русски читать умеешь? спросил Нунна-пальван, едва я поздоровался.
Нет.
Жалко. Ну тогда это смотри! Старик торжественно вынул из конверта фотографию.
Пальван Рябой! воскликнул я, взглянув.
Не рябой, а Пальван Нуннаев, значительно произнес старик. На, читай письмо.
«Сержант Красной Армии Пальван Нуннаев шлет горячий фронтовой привет отцу, матери, снохе»
Постой, постой! перебил меня старик. Кто шлет привет?
Сержант Красной Армии.
Ну так. Старик удовлетворенно погладил бороду. Сержант это значит командир. Читай дальше!
Письмо было длинное и наполовину состояло из слов, которые теперь часто попадались в газетах: «фашистские оккупанты», «боевая техника», «контрнаступление»
Видишь, какой он стал, мой Пальван: половина письма по-русски. Старик взял у меня письмо,
свернул аккуратно и, сняв шапку, положил в нее. И в газете тоже про него пишут, вот только не разберем мы.
Я вроде разобрал, сказал магазинщик, протягивая старику газету. Пишут, что твой сын снайпер, это значит меткий стрелок, убил двенадцать фашистов.
Двенадцать? Нунна-пальван сдвинул брови. Двенадцать, значит. Говорят, у них сто семьдесят дивизий, и в каждой по шесть тысяч солдат. Сколько это выходит? Ну-ка, возьми счеты.
Продавец быстро защелкал костяшками.
Около миллиона получается сказал он, с сомнением поглядев на Нунну-пальвана.
Нет! Я замотал головой. Не может быть. Вместе с союзниками у них не меньше пяти миллионов солдат.
А у нас? озабоченно спросил старик.
Миллиона три наберется.
Выходит, у нас меньше? Может статься Но зато наши солдаты убивают по двенадцать немцев! Если каждый убьет по двенадцать
Караджа-ага засмеялся:
Ты что ж думаешь немцы стрелять не умеют? Стоят и ждут, пока твои сын или другой какой наш солдат счет им ведет?
Но не так-то легко сбить с толку Нунну-пальвана.
Я не говорю не умеют, терпеливо объяснил он, но с нашими их равнять нельзя. Если уж мой Рябой, который зайца тронуть боялся, двенадцать порешил, другие наверняка больше! Он снова достал фотографию, посмотрел на нее и, вложив в конверт, спрятал в карман.
Глава восемнадцатая
Молчание становилось тягостным, и Санджаров стал говорить Кадырову, что ему бы поехать в степь, попить свежего молока, подышать вольным воздухом всякую болезнь как рукой снимет. Но Кадыров не слушал.
На затянутом тучами небе вдруг ослепительно вспыхнула молния. Где-то поблизости грохотнул гром. Из дворов с радостным визгом выбегали ребятишки и, размахивая руками, неслись по улице.
Открыв дверь дома, он тотчас почуял и с наслаждением вдохнул вкусный запах вареной зайчатины. Однако подумал, что уж больно много сейчас охотники зайцев бьют, так и всех перевести недолго.
На кошме, облокотившись на подушку, полулежал Нунна-пальван вот откуда зайчатина! и разговаривал с его сынишкой. Санджаров улыбнулся, он любил этого старика. Да и вообще ему нравилось, когда земляки наведывались запросто. Анкар-ага, тот никогда не придет без приглашения, даром что сват. Гордый старик, цену себе знает. Если дело какое, в исполком зайдет, в гости набиваться не любит. А Нунна-пальван даже не задумывается удобно, не удобно Другие норовят скота побольше развести, на заработки уходят Нунне-пальвану это ни к чему. «Будет день, будет и пища» такое у него правило. Он, хитрец, и основу под это дело подво-дит: «Государство наше богатых не жалует, я их тоже терпеть не могу. Да и кому оно впрок, богатство? Харун ар-Рашид сорок городов золотом наполнил, а смерти не миновал». Старика Нунну, конечно, сыновья поддерживали, особенно Модан. А теперь сыновей нет, самому приходится думать, как жить. Зайчатиной не прокормишься. Говорят, недавно пшеницу занимал у Анкара-ага. Надо помочь старику
Что касается Нунны-пальвана, то он вовсе не выглядел озабоченным; скорей всего, ему просто не свойственно было такое состояние.
Ну как, Санджар Политик, будут нас переселять к Амударье? без всяких околичностей начал он, едва Санджаров, поздоровавшись, расположился на кошме.
Гм переселять? А ты как считаешь, надо?
Мне-то все равно, я при ружье состою; дня не проходит, чтобы не подстрелил чего-нибудь, уклончиво
ответил старик. А то саксаул заготовлю да в Ашхабад свезу на машине. Или арбузы можно посадить по такыру опять верный заработок.
По-твоему, каждый должен выкручиваться в одиночку? Зачем же тогда колхозы?
Это конечно согласился гость. С зерном трудно, больно далеко возить приходится. А верблюдов мало стало. Но только переселяться дело такое
Какое?
Гость не ответил, отмолчался. Однако после обеда Санджаров решил довести разговор до конца.
Осенью будем переселяться, Нунна-пальван, другого не придумаешь. Дело нелегкое, ты прав, но необходимое. И ведь в конечном счете на пользу любому жителю Ербента. Кто не хочет уезжать, пусть остается, пусть гоняется за зайцами. Но тот, кто думает не только о своей утробе, но и о сыновьях, сражающихся на фронте, поймет: надо. Рано или поздно это все поймут. Надо переселяться, чтобы сеять хлопок и хлеб, чтобы собирать рис на золотых землях Лебаба!