Санджаров сел, собираясь слушать.
С переселением-то у вас не ладится!
Точно, товарищ нарком, не ладится.
Сегодня к председателю Совнаркома явился один старик из Учоюка!
Из Учоюка?!
И я сначала усомнился. Но все правильно, был такой посетитель. Так вот, товарищ Санджаров, что-то там ваши люди перемудрили: запугивали, что ли Решили, видно, не церемониться. Придется вам разобраться на месте. И помните никакого принуждения:
разъяснять, разъяснять и разъяснять! Ясно?
Ясно, товарищ народный комиссар, еле слышным голосом ответил Санджаров. Спокойной ночи.
Он вернулся в спальню. Лампа на тумбочке не горела движок уже перестал работать. Санджаров открыл форточку, лег, взял папиросу.
Ругали? сонным голосом спросила жена.
А ты думаешь, ночью звонят, чтоб благодарность объявить? Санджаров шарил по тумбочке, не находя спичек.
Опять куришь! Господи, ведь не продохнуть! А еще говорил бросишь.
Да, бросишь тут Санджаров поднял с коврика оброненный коробок.
Из Ашхабада Анкар-ага вернулся через несколько дней довольный, однако ничего рассказывать не хотел.
Как-то утром, когда вся семья пила чай, пришел старик из соседнего села, давний знакомый. Гость справился о здоровье, о вестях с фронта, о том, как в селе с продовольствием. Не забыл помянуть добрым словом покойную бабушку Дурдыгюль, пожелал, чтоб земля ей была пухом. Взглянув краем глаза на Кейик, сообщил, что слышал о женитьбе Юрдамана, но на свадьбу прийти не смог. «Да принесет новая невестка благо в твой дом!» торжественно произнес старик. И только после всех этих необходимых предварительных разговоров открыл, из-за чего явился к Анкару-ага: люди говорят, в Ашхабаде он был, насчет переселения беседовал с большим начальством.
Почтенного гостя Анкар-ага не мог обидеть. Пришлось все изложить по порядку. Впрочем, позднее, по просьбе односельчан, неоднократно повторял он свой рассказ.
До Ашхабада я добрался быстро машина шла, груженная саксаулом. Переночевал в караван-сарае ка Текинском базаре, встал пораньше и прямо в Совнарком. Иду сразу к самому главному. Нет, говорят, его, будет после обеда. Пришел после обеда собрание. Походил я по базару, вернулся говорят, ушел; может, зайдет вечером. Сел я у двери, где караул стоит, жду. «А вы, спрашивают, отец, на прием-то записаны? Без записи едва ли примут». «Не записан, говорю, но все равно примет, не может он меня не выслушать дело важное». Стемнело, я все сижу. Потом вижу: подъезжает машина, вылезает из нее человек, плотный, невысокий, кожаное пальто на нем, как у Санджара Политика, шапка смушковая. Увидел меня, остановился. «Здравствуйте, говорит, отец! Что это вы так сидите сиротливо?» «Здравствуй, отвечаю, сынок! Жду я одного человека». «Кого же?» «Да самого главного. Дело у меня к нему важное». «Важное, говорите? Посмотрел на меня внимательно, на часы глянул. Ну что ж, пойдемте, расскажете». И удивительно, насколько маленькие начальники чванливы бывают, настолько настоящее начальство просто с людьми держится. Чаю мне сам в пиалу наливал. Я вот на невестку обижался, а, оказывается, у них, у ученых людей, это первое уважение. Рассказал я Совнаркому про паше собрание, про представителя этого. Хмурится. Я сначала думал на меня сердится, что жаловаться приехал. Сердится не сердится, думаю, скажу все как есть. Выслушал он меня, потом говорит: «Нехорошо у вас там, отец, вышло. Не поняли вы друг друга. Одно могу сказать против воли народа никаких решений приниматься не будет. Поезжайте, успокойте людей, пусть работают, как работали». На том и расстались, до самых дверей проводил
Ну теперь до него рукой не достать! с улыбкой заметила Кейик, когда свекор вышел проводить гостя. Думает, и правда правительство с ним советоваться станет. Надо будет переселять и переселят!
Бог с тобой, невестка! испуганно пробормотала тетя Дурсун. Как ты легко толкуешь! Может, тебе хочется переселяться?
А что особенного? спокойно отозвалась Кейик. Я привыкла на земле работать. А тут, в песках, с тоски пропасть можно. Целыми днями сидишь без дела. А знаешь, мама, вкрадчивым голосом добавила Кейик, говорят, там, на Амударье, сплошной сад!
Сад! горестно протянула тетя Дурсун. Эх вы, молодые! Ничего-то вам не жалко. Недаром в старину говорили: «Цену родного очага узнаешь, когда откочуешь». И вздохнула.
Глава пятнадцатая
погаснет; не обижай соседа откочует. Каждый раз я думаю об этом, когда иду к кибитке Вейиса.
Тихо. У порога ни души. Если бы не дымок вверху, можно подумать и не живет тут никто. Я подошел поближе, кашлянул, отворил дверь. Тетя Шекер пряла. Она испуганно взглянула на меня (на меня все матери теперь так глядят) и чуть слышно ответила на приветствие. А Гыджа как пила чай, так и продолжала пить.
Я отдал письмо тете Шекер и присел у порога.
Нашел кому отдавать, сквозь зубы процедила Гыджа. Будь уверен, сразу прочтет!
Моя обязанность вручить письмо адресату, ответил я. Было бы тебе адресовано, тебе бы отдал.
Очень нужно! Гыджа презрительно передернула плечами. Вручай кому хочешь! Только не больно зазнавайся, хромой!