В том же, в чём и белого, пожал плечами Джегг. Только я при этом причиняю боль.
На этот раз переглянулись женщины. И не только переглянулись, но и прыснули со смеху: основным служением Сегоя на корабле было услаждать Хэлу в постели. А Джегг, что же, садо-мазо практикует?
Эжес тем временем, наконец, обратил внимание на Налу. Расшаркался и с ней, указал на крохотный значок с логотипом, приколотый на нагрудном кармане, и завёл разговор о Суперкубке, надолго поглотивший их обоих. Джегг
Но на этот раз его лицо исказилось жуткой гримасой. Всего на долю секунды, но девушка поспешно отстранилась.
«Отлично. Теперь ты и Астер испугал. Молодец, нечего сказать».
На самом деле он боялся сам. До заикания, до дрожи. Боялся, что она успела заметить сочащийся ядом сгусток нечистот у него внутри. Сегоя Джегг на дальней периферии перехватил, и то ему впечатлений надолго хватит. Но об этом чёрный священник почти не сожалел: белый должен быть в курсе, когда не стоит руки распускать.
Джегг неловко выбрался из кресла и встретился взглядом с поэтом, всё ещё сжимавшим в руках кифару. Постарался улыбнуться как можно сердечнее.
Спасибо за балладу. Она в самом деле прекрасна.
Чёрный священник отвесил историку формальный поклон, довольно странно смотревшийся в мешковатом комбинезоне. Но Эжес серьёзно кивнул, принимая комплимент. Он мало что понял из разыгравшейся сцены, но склонялся к выводу, что Астер права и Джегг действительно не совсем здоров. Возможно, даже психически.
Джегг не знал, сколько пролежал без сна, созерцая тёмный потолок. Он утратил чувство времени. Мысли перескакивали с одной на другую, не давая ни секунды покоя.
Сначала думал о Рейвзе. Чёрный священник презирал его тщеславие. И его методы. Но Рейвз по крайней мере во что-то верил. У него был какой-то идеал. Общество, которое конструировал ударившийся в мессианство белый священник, вызывало у Джегга отвращение, но кто он такой, в конце концов? Сам он, кажется, способен только разрушать. Чёрный священник долгое время считал себя неуязвимым к ереси. Ведь перед глазами всегда был пример учителя Стила. Казалось, невозможно пропустить через себя столько диктаторов, а потом самому стать одним из них.
А ревность и зависть? Разве мало было их среди тех, кому Джегг когда-либо читал проповедь? Память услужливо подсунула подонка, несколько часов истязавшего девушку только за то, что та решилась его бросить. Даже не к другому уходила просто сказала, что не может больше на него смотреть. А он избивал её, душил, пока она не начинала терять сознание, потом приводил в чувство, и снова избивал. Топил в ванне. И снова приводил в сознание. Потом начал резать. Воспоминания такие яркие как его собственные. Они и есть его собственные. Джегга скрутило таким спазмом отвращения, что он помимо воли свернулся на кровати в позу эмбриона. Почему он не может это забыть? Почему он не в состоянии забыть никого из них? Смог бы он ударить Астер? Сейчас об этом невозможно даже подумать. А потом? Эти мысли сводят с ума. Или наоборот? Может быть, только эти мысли спасают его от того, чтобы стать одним из них?
Нервы в самом деле ни к чёрту. Надо бы встать. Сделать серию дыхательных упражнений. Попробовать погрузиться в медитацию. Но он продолжал лежать, уткнувшись лбом в тёплый металл стенки и кусал губы. Не хватало то ли воли, то ли сил, то ли мотивации. Какая разница, в конце-то концов, заснёт он, или нет? А если заснёт, какие будет видеть сны?
Его внимание привлёк стук в дверь.
Странно. Есть же комм. Но кто-то негромко стучал с той стороны. Энна когда-то так стучала в дверь его комнаты в интернате. Как будто надеясь, что он не услышит.
Джегг встал и открыл. Увидев Астер, не удивился. Но внутренне напрягся. Он физически не мог сейчас с ней говорить. И заранее боялся неловкого молчания, которое повиснет по обе стороны двери.
Астер его настроения не разделяла. Напротив, убедившись, что Джегг одет и даже отдалённо не напоминает разбуженного человека (зато очень походит на мучимого бессонницей), она мысленно похвалила себя за верное предположение.
Я собираюсь сходить наружу. Хочешь со мной?
Он молча кивнул.
На этот раз священник справился со скафандром гораздо увереннее и быстрее. Но Астер всё равно, как только задраила внешний люк, кроме обычных страховочных тросов закрепила ещё один связывающий их скафандры между собой. Джегг не возражал.
Скопления галактик поглотили его, как и в прошлый раз. Как и в прошлый раз сомнения, боль и страхи больше не были важны. Так же, как надежды, мечты и
Астер тихо позвал он. Тихо, но всё-таки вслух. И чувствительный микрофон в его скафандре педантично передал этот полушёпот-полувздох в её наушник.
Я думаю, Ничто распадается на противоположности, так как Вселенной интересен процесс, но в целом не имеет значения результат, сказала она, продолжая созерцать панораму перед собой. Как будто
продолжала беседу, в прошлый раз прерванную оторвавшимся тросом. Вселенной отчего-то важно, чтобы что-то происходило: скопления газа уплотнялись, звездообразование шло, галактики разлетались или сталкивались, взрывались сверхновые или образовывались чёрные дыры. Не знаю, может быть, она расширяется за счёт происходящего. Или нет. Не важно, в общем-то. Потому что нам, в отличие от Вселенной, ведь не всё равно. Мы существуем в таком узком диапазоне граничных условий, что это едва можно себе вообразить. Крохотный отрезок температур, давления, гравитации, количества измерений, скорости и направления течения времени, а ещё соотношения норм морали и уровня цивилизации Сочетание всех этих условий меньше статистической погрешности. То, что мы существуем достойный удивления факт. И чтобы он имел место и дальше, нам придётся направлять реальность вдоль того же узенького коридора. И мы не можем позволить себе роскошь сваливаться ни в абсолютный ноль, ни в сердце голубой звезды, ни в абсолютное добро, ни в абсолютное зло, ни в полный контроль, ни в разнузданную анархию.