Я свободу лучше чувствую, когда срываюсь с уроков, поделился своим открытием Пахом. Глупо было не согласиться, потому что я чувствовал то же самое, хотя не был таким крупным специалистом в этом вопросе, как Пахом.
Мы пошли не по Московской, как всегда ходили домой, а по Дзержинской, мимо разрушенных церквей. Вместо руин здесь была теперь ровная площадка. Мать говорила, что там собирались разбить сквер.
Смотри! Курица! толкнул меня в бок Пахом. На улице, прислонившись к завалинке двухэтажного каменного дома, сидел на корточках горбун. Длинные ноги его, обутые в просторные сапоги, коленками упирались в подбородок, а плечи выступали где-то за ушами, словно, голову вбили в туловище кувалдой. Острый большой нос нависал над верхней губой и придавал черному обветренному лицу зловещее выражение. Это был уже немолодой мужчина, хотя шапка черных волос, чуть прикрытых на макушке шапкой ушанкой, если бы не седина, больше подошла бы молодому.
Пойдем скорее! потянул меня за рукав Пахом, и я, невольно поддаваясь его страху, ускорил шаг. Курица, когда мы поравнялись с ним, бросил на нас быстрый, как выпад змеи, взгляд и испепелил нас углями своих горящих глаз. Я готов был поспорить, что физически ощутил ту мощную силу, которая исходила из этого человека. Не сговариваясь, мы побежали и только за углом перевели дух.
Чего ты побежал-то? спросил запыхавшийся Пахом.
А ты чего?
Сам не знаю. Про него знаешь, что рассказывают.
Про Курицу ходили разные слухи. Курица был «вором в законе». Говорили, что он держал воровской «общак», а это доверяют самым авторитетным, но значительная сумма из общих денег куда-то пропала. Курицу не убили, но искалечили до смерти и оставили умирать, но Курица выжил. Его нашла и выходила какая-то красавица. Оказалось, Курицу подставил другой авторитетный вор, который метил занять его место. Это вскоре всплыло. Того, кто украл деньги, сурово покарали, вынеся ему смертный приговор, который и привели в исполнение, а перед Курицей извинились и назначили ему щедрый пенсион.
Красавице, которая его выходила, Курица купил дом и иногда ходил к ней и дарил щедрые подарки.
Она, говорят, предлагала ему выйти за него замуж, но Курица не захотел изза своего уродства.
А кто говорил, что это его изуродовали в милиции за то, что он не выдал своих подельников. А после того, как он вышел больным из тюрьмы, его выходила молодая красавица, которая любила его еще до тюрьмы и не бросила, когда он стал калекой. Воры назначили ему такой пенсион, что он купил своей красавице дом и иногда ходил туда, но не хотел жениться изза своего уродства.
Мы не знали, да нам это было и ни к чему, где тут правда, где вымысел. Зато мы знали, что Курица был связан с ворами, и воры время от времени увозили его куда-то, наверно, на свою сходку.
А в остальное время Курица зимой и летом сидел на корточках возле своего дома и смотрел на улицу.
Вовец, а ты знаешь, что в этом же доме живет Лева Дубровкин? живо спросил Пахом.
Знаю, сказал я. Только я не знал, что Курица тоже живет в этом доме. И Курицу я вижу в первый раз.
Недаром говорят, что Лева сам шпаной был до работы в розыске.
Поэтому он так их повадки и знает хорошо.
Да ему небось тот же Курица и подкидывает информацию, усмехнулся я.
Да ну, вряд ли! недоверчиво посмотрел на меня Пахом. Хотя, кто его знает.
У дома Ваньки Бугая на бревне сидели мужики. Ни Кума, ни Ореха видно не было. Зато на другой стороне стояли пацаны: Каплунский, Самуил, Мухомеджан, Артур Григорян, Семен, Мотямладший. Мы с Пахомом перешли на другую сторону, чтобы не проходить мимо мужиков, и подошли к своим пацанам.
Здорово, огольцы? Когда начнут-то? поинтересовался Пахом.
А кто их знает! пожал плечами Мухомеджан.
Говорят, в два, а сейчас сколько?
Наверно, уже третий час, ответил я.
Мы удрали с шестого урока. А шестой урок начинается в час пятнадцать. Пока с англичанкой трепались, тудасюда, пока шли. Точно, два уж давно есть, прикинул я.
Так у них в два только работа кончается. Сегодня суббота, короткий день. Пока поедят. Раньше трех не начнут.
Самуил, а ты чего не в техникуме? поинтересовался Пахом.
А у нас физкультура, я освобожден.
Грыжа чтоли? засмеялся Мухомеджан.
Нет, ангина. Врач говорит, гланды надо удалять, стал объяснять Самуил.
А ты, Каплун? повернулся к Каплунскому неугомонный Пахом.
А у нас третьей пары не было.
Что это за пары? удивился Пахом.
Так у нас не как в школе. У нас один урок как ваших два, поэтому парой и называется. Как в институте, пояснил Изя Каплунский.
А что же Мотя? Вы ж с ним вместе учитесь? спросил Мухомеджан.
Мы в разных группах. Я в «Э», а он в «ПС».
Это что? не понял Пахом.
«Э» эксплуатация, а «ПС» проводная связь. У Витьки третья пара, кажется, черчение, а с черчения не сорвешься.
Что, училка строгая? поинтересовался Армен Григорян.
У нас мужик. Еще какой строгий! Раза два пропустишь урок то есть занятие, не получишь зачет.
Каплунский видно и сам еще не привык к новому положению студента и путался в новых названиях.
Только у нас не учитель, а преподаватель.