Успокойтесь, Мария Фроловна. Я больше виноват и приношу свои извинения. Не сдержался А выгонять из школы его никто не собирается. Я сегодня по этому поводу был у директора, и он этой истории хода не дал Больше попало мне.
Насчёт повода я немного соврал, но в остальном всё было так.
Стёпочкина, не обращая никакого внимания на Степана, вдруг в порыве благодарности плюхнулась на колени и взмолилась:
Владимир Юрьевич, присмотрите за Колькой. Век буду Бога молить Вас он послушается Очень он вас зауважал.
Да вы что? Ну-ка встаньте! испугался я, при этом чувствуя неловкость перед Степаном, который гаркнул вдруг:
Ты что, Манька, сдурела?! Царская власть тебе что-ли?.. Ишь, учудила!
Мария Фроловна, сказал я. Я непременно прослежу за Колей, и позанимаюсь с ним. Завтра в школе я с ним поговорю.
Вот это дело! Степан довольно хлопну себя по ляжкам, открыл книгу и снова улёгся на кровать.
Молодец, Володька! похвалил меня Степан, когда Стёпочкина вышла. Бабу жалко. Два года назад мужик бросил. Жили здесь же, в семейной комнате. И работали вместе. Васька Хомяк. Хомяк, потому что жевал что-то всё время, шофёр. А она кладовщица в цеху. Мужик беспутный, пил, да по бабам бегал Хорошо хоть комнату за ней оставили. Так и живут с Колькой, еле концы с концами сводят.
А как же алименты?
Э-э, милый. Ищи ветра в поле Раз нашли, вроде, что-то с него там взяли, а потом опять слинял и как провалился. Так и бегает, гад. Страна-то большая
Я обещание выполнил: с Колькой подружился и стал отдельно заниматься с ним английским. Пацан оказался не только шустрым, но и довольно толковым. Но, тем не менее, Стёпочкина мне при случае тоже припомнили.
Глава 12
В конце октября комендантша перевела меня в комнату поменьше на том же этаже. В комнате стояло три кровати. Две, по обеим сторонам окна, занимали молодые ребята, которые тоже числились в строительно-монтажном управлении: Сергей, что постарше, кряжистый мордастый парень работал слесарем-ремонтником, другой, Виктор, тоже плотный, ростом чуть повыше своего соседа по комнате, электриком. Из мебели скудный интерьер комнаты разнообразили только стол и два стула. Плотяной шкаф
заменяла вешалка, прилаженная к стенке у дверей.
Все зовут меня «Серый» или просто Серёга, сказал при знакомстве Сергей. А это Витёк, ходит без порток, засмеялся Сергей, кивнув в сторону Виктора. Тот нарочито замахнулся на приятеля.
Ребята оказались «заводными» и иногда «гуляли». Я с ними сразу, может быть, поддаваясь инстинкту самосохранения, не сошёлся, держал разумную дистанцию и по-прежнему общался с «коммуной» Степана, с ними завтракал и ужинал. А, может быть, я делал это сознательно, потому что так проще было оставаться самим собой, не связывая себя какими-то принятыми рамками поведения и обязательствами, а поэтому не обременяясь и обязанностями, которые невольно возникают в общем житие. С людьми я схожусь неохотно. Моё особое восприятие при всяком новом знакомстве приносит мне ощущение дискомфорта. Хотя это не значит, что я в новой среде оказываюсь белой вороной. В обычном своём состоянии я не вызываю никаких отрицательных эмоций, а все сомнения и самоедство глубоко прячутся в моём сознании и волнуют только меня.
В общем, в одной комнате я спал, а в другой завтракал и ужинал, принимая участие в разговорах, только если они задевали меня и были чем-то интересны.
В новую компанию я не вписался, но отношения поддерживал, выставил водку и закуску за знакомство и в качестве прописки, но когда меня стали приглашать к выпивке на следующий день, как можно мягче отказался:
Не, мужики, это без меня.
Сергей недоумённо пожал плечами, а Виктор спросил:
Болеешь, что-ли?
Да нет, просто не очень люблю это дело.
Сергей с Виктором как-то быстро распили пол литра водки, скудно закусывая соленой килькой и хлебом и переговариваясь о каких-то своих делах. Я не прислушивался, лежал на кровати и читал Джерома «Трое в лодке, не считая собаки». Книги я брал в иностранном отделе городской библиотеки, положив себе за правило читать хотя бы пару страниц в день на английском или немецком языках, чтобы не потерять лексический запас, потому что слова, если их не повторять, быстро уходят в пассивный запас, то есть, они остаются в памяти, но употребление их перестаёт быть автоматическим.
С Антоном я при случае говорил на испанском, что доставляло ему даже большее удовольствие, чем мне, а я перенимал от него некоторые тонкости и особенности разговорного языка.
На следующий день вечером я, по обыкновению, лежал на кровати и читал. Я любил это состояние вечернего ничегонеделания перед сном, когда заботы отходят на второй план, можно расслабиться и освободить мозг от умственной работы, давая ему передышку, погружаясь в лёгкую, не требующую напряжения ума, литературу. Как-то, когда я учился ещё на первом курсе в своём городе, наш преподаватель латинского и языкознания Юрий Владимирович Зыцерь, заметив моё удивление, когда я обратил внимание на книжечку Гилберта Честертона про патера Брауна, лежащую на его столе, сказал: «Стыдно читать детективы, если ты больше ничем не занимаешься. А когда у тебя есть серьёзная работа, то лучшей возможности расслабиться я не знаю»