Я бы мог не обращать внимания на этот дребезжащий звук в совершенной уверенности, что хитрецу, в конце концов, надоест его глупая затея, но он не только мешал вести урок, он невольно включил в свою игру весь класс, который теперь с нескрываемым удовольствием ждал, чем закончится противостояние Стёпочкина и учителя.
Стёпочкин, кончай свою бузу! строго сказал я. Я долго терпел безобразие. Ещё раз услышу, приму меры.
Звуки прекратились, но через какое-то время он снова включил свою дребезжалку, теперь уже назло, посмотреть, что будет. И эта, уже осознанная наглость, вывела меня из себя. Я подошел к Стёпочкину, взял его за шиворот, при полном молчании притихшего класса протащил до дверей и вышвырнул через закрытую створку в коридор. Стёпочкин вышиб дверь и растянулся на полу коридора.
В классе установилась мёртвая тишина. Я сел за стол, с минуту тоже молчал, но, уже осознавая всю неприглядность своего поступка, довёл урок до конца. Весь день я не находил себе места и уже сам было пошёл к директору, чтобы рассказать ему о случившемся и, может быть, даже написать заявление об уходе. Но секретарша сказала, что директора вызвали в РОНО, и я, не заходя в учительскую, отправился к себе в общежитие.
На следующий день, когда я вошел в учительскую, все повернулись ко мне, будто впервые увидели, и я понял, что о моём поступке они уже знают.
Владимир Юрьевич, вас спрашивал Кирилл Михалыч, сказала Алла Павловна и в голосе её слышалось сочувствие.
Да не расстраивайтесь Вы, Владимир Юрьевич. Ничего не будет, успокоил меня Пётр Никодимович, а химичка Светлана Анатольевна злорадно добавила.
Знаю я этого Стёпочкина. Стоит ему. Была б моя воля, я б его вообще из школы выгнала.
Директор встретил меня хмурым лицом и выговором.
Вы что себе позволяете?! строго сказал директор. Макаренко покоя не даёт?.. Так прошли те времена. И потом, у нас не коммуна и, тем более, не колония. Ударить ребёнка, даже если он виноват, недопустимо и учителю не позволительно.
Виноват, Кирилл Михалыч, не стал оправдываться я. Не сдержался.
То-то, что виноват, уже мягче, видя моё лицо, на котором было написано искреннее раскаяние. Вы, голубчик, школу подводите. Ну-ка, если распространится слух о том, что у нас детей колотят По Стёпочкину давно колония плачет, он же на учёте в детской комнате милиции стоит И тем не менее, он пока что ученик, а не преступник.
Директор помолчал, посмотрел на меня как-то исподлобья, будто проверяя, всё ли я понял и осознал ли всю серьёзность положения, и продолжал:
Только что приходила мать Стёпочкина. Плакала, просила не исключать малого из школы. Не знаю, откуда она взяла, что мы собираемся его исключать Его вчера в коридоре застала завуч Зинаида Степановна, спросила, почему он не в классе и отправила домой, чтобы привел мать Так что, слава богу, что мать не имеет к вам никаких претензий Ну, идите, работайте По правде говоря, этого я от вас не ожидал.
Последние слова он произнёс мне вдогонку, когда я уже повернулся и шел к двери, чтобы выйти из кабинета
Вечером, совершенно неожиданно ко мне пришла мать Стёпочкина. Она постучалась, как поскреблась, в дверь нашей комнаты и после моего «войдите» сначала просунула голову, а потом как-то по частям втащила в комнату себя. Я сразу отметил, что Стёпочкин её полная копия. Конопушки плотно усеивали её лицо, а рыжие, неумело уложенные волосы, спадали на плечи, что напоминало прически первых послевоенных лет. В шерстяной синей кофте с окантовкой на бортах, мешковатой юбке и простых, заметно стоптанных туфлях на низком каблуке, она выглядела лет на десять старше, хотя ей могло быть не больше сорока лет. Жила она в нашем общежитии, и я иногда видел её, но как-то не заинтересованно и мельком. Мальчишка иногда мелькал где-то не в поле моего зрения, и я никак не связывал его с тем Стёпочкиным, который учился в моём классе.
В комнате в это время находился только Степан. Он, по обыкновению, лежал на кровати и читал какой-то детектив.
Здорова, Фроловна, Степан сел на кровати. Ты каким боком к нам?
Стёпочкина заметно нервничала и не знала, с чего начать разговор.
Вы мама Коли? вывел я Стёпочкину из неловкого положения.
Она кивнула.
Садись, Фроловна, предложил Степан. Он уже догадался, что её появление связано со мной.
Как вас по имени? спросил я.
Мария я, назвалась Стёпочкина, чуть привставая со стула.
Мария Фроловна, Вы, наверно, насчёт сына?
И вдруг Стёпочкина запричитала скороговоркой, про то, как она с ним намучилась, что сладу с ним никакого нет, что растит Кольку одна, целый день на работе, а он, выходит, что сам себе хозяин. Связался с каким-то большими ребятами, а они лоботрясничают и не поймешь, учатся где, или нет. Уже два раза в милицию попадал.
Остановилась и устало сказала:
Спасибо, что поучили его маленько. Мужской руки-то нет на него, а меня он не воспринимает.
И вдруг заплакала и сквозь слёзы выговорила:
Не выгоняйте Кольку. Он вас теперь уважает и обещал вести себя хорошо.
От такого оборота я растерялся и не нашел ничего другого, как в сою очередь повиниться: