Шрифт
Фон
Вновь извергая вон, что поглощает,
Смарагд роняя, чтоб схватить алмаз:
Так из пучин индийских водолаз
Случайный перл, исторгнув, похищает...
Вяч. Иванов. «Алкание», 1904Ловцы жемчуга и запретных идей
На праздничном акте 2 (14) января 1814 г. присутствовало более двухсот гостей, среди прочих Г. Р. Державин, О. А. Кипренский, А. Х. Востоков, В. П. Стасов и Н. И. Гнедич.
Вкусивший сладость дисгармонии Батюшков подражал англичанину: «Есть наслаждение и в дикости лесов, / Есть радость на приморском бреге, / И есть гармония в сем говоре валов, / Дробящихся в пустынном беге. И то, чем ныне стал под холодом годов» (1819). Кроме довольно точно копируемой байроновской строфы («Странствования Чайльд-Гарольда»; 178 строфа, IV песня), здесь возникает новый для русской поэзии прием растянутого рифменного ожидания рифма валов/годов раздвигается на шесть стихов, создавая особую интригу (Батюшков К. Н. Сочинения: в 2 т. М.: Художественная литература, 1989. С. 414).
проходим через окружающую жизнь чуждые ей (и это, конечно, одна из самых слабых наших сторон), словно идем под водой в водолазном колоколе, сохраняя телеграфическую связь лишь с теми, кто остался вне этой среды, на поверхности, где солнце. Мы так жаждем «прозрачности», что видим только одни ослепительные лучи потустороннего света, и внешние предметы, как стекло, пронизанные ими, словно уже не существуют» . Брюсовская попытка взглянуть на мир глазами из скафандра вскоре находит свое поэтическое воплощение в стихах В. Курдюмова (1912):
Водолазы
Так тускло видится сквозь щели
Уже остекленевших глаз,
Но за жемчужиной в прицеле,
Не ошибется водолаз.
Поползает в полуудушьи,
Где раковины залегли.
А убранными будут уши
Красавицы чужой земли.
На отъезжающее судно
Отдаст ведь добытую кладь,
Но пальцы отчего так трудно
Невысохшие отлеплять?
Водолаз
Покинув день соленый, ясный,
В темнеющую глубину,
Он опускается бесстрастно
К еще неведомому дну.
Достиг... Скафандр его сдавили
Воды тяжелые круги,
И он в зеленоватом иле
Качает медленно шаги,
Исследуя и изучая,
К диковинам склоняет шлем,
Расщелины переступает,
Не устрашаемый ничем.
Чтобы прерывистым докладом
Вздохнув на юте корабля,
Дремать потом до новой страды,
Свернувшись на мешке угля...
Я знаю: мудростью не сразу
Одаривает глубина,
Но все поэты водолазы,
Плененные загадкой дна.
Валерий Брюсов. [Рецензия] Федор Сологуб. Книга сказок. Книгоиздательство Гриф. М., 1904. // Весы. 1904. 11. С. 50.
Курдюмов В. Пудренное сердце. СПб., 1913. С. 9.
Лукницкий П. Волчец. Стихотворения. Л., 1927. С. 5.
Ср. у Б. Пастернака в «Спекторском» (19251930): Задача состояла в ловле фраз О Ленине. Вниманье не дремало. Вылавливая их, как водолаз, Я по журналам понырял немало.
мук изведать глубину, / тот блажен, кто руки сложит клином / и скользнет, как бронзовый, ко дну» ). Однако заключительная строфа переключает регистры притчевой стилизации, обнажая каркас с постсимволистским ключом (и вероятной ориентацией на поэтику Гумилева эпохи «Жемчугов» [1910] или раннего Осипа Мандельштама ), представляя поэзию как способ добровольной самоизоляции от мирской суеты:
Я сошел в свою глухую муку,
Я на дне. Но снизу, сквозь струи,
Все же внемлю шелковому звуку
Уносящейся твоей ладьи.
И при бледном свете утра
Блещут в залеже песков
Переливы перламутра,
Россыпь нежных жемчугов.
Я пришел к вам издалека,
Из залитых солнцем стран,
Где к подножию Востока
Катит солнце океан,
Где у пальм свежа корона,
А в лесах стада слонов.
Я пришел сюда с Цейлона
От цветущих берегов!
У меня смуглее тело,
Чем лиан родных тесьма,
И повязана умело
Белоснежная чалма.
Я давно не знаю страха,
Я дитя морских ветров,
Я смиренный раб Аллаха,
Я искатель жемчугов!
Да, колебаться не нужно...
Где-нибудь в пенном корыте
Дремлет большая жемчужина,
Крепкими створками скрытая.
Зеленоватые волны,
Отмель коричневатая...
Рыбы ей служат довольные,
Ползают крабы на вахте.
Жизнь бы на дне продремать ей...
Но навсегда беспокойно
Жадное сердце в пирате
Было от века такое оно.
На размалеванной джонке,
Стоя на палубе шаткой,
Отмелью пораженный
За борт швыряет якорь.
И оголтело малайцы
В воду за призом бросаются.
Да, колебаться не нужно...
Многих судьба одинакова.
Острым кинжалом из раковины
Скоро достанут жемчужину.
Разве тебя сберегут они?
Где-нибудь в грязной таверне
В тряпки ты будешь закутана,
Спрятана в ларчик от черни.
Или не лучше сконфуженной,
Если теперь я гордо
Переправляю жемчужину
Прямо в музей с парохода.
Бережно на руки принята,
Новую видишь ты родину.
Ясно сияешь в витрине,
Тысячам в собственность отдана.
Набоков В. В. Стихотворения (Новая библиотека поэта) / Вступ. ст., подгот. текста и коммент. М. Э. Маликовой. СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 2002. С. 265.
Гумилев проводит параллель между чтением книг и опытом подводного погружения: «Неутомимо плыть ручьями строк, / В проливы глав вступать нетерпеливо / И наблюдать, как пенится поток, / И слушать гул идущего прилива!» («Читатель книг» // Гумилев Н. С. Стихотворения и поэмы (Библиотека поэта). Л.: Советский писатель, 1988. С. 144).
«Звук осторожный и глухой» (1908); «Я научился вам, блаженные слова» (1916). В двойчатке «Соломинка» поэт и объект его любви представлены как бы находящимися на дне, в комнате, совмещенной с речным дном: «В огромной комнате тяжелая Нева, / И голубая кровь струится из гранита». См. в его же переводе из грузинского поэта И. Гришашвили: Всю вселенную обшарил я до морских прибрежий, Опускался водолаз до морского ила Нет достойных пуговок для перчатки милой. Даже ракушки в море на них не похожи. «Перчатки» (19211929) // Мандельштам О. Э. Собрание сочинений в 4 т. М.: Арт-Бизнес-Центр, 1993. Т. 2. С. 100.
Набоков В. В. Стихотворения. СПб., 2002. С. 265.
«Искатель жемчуга» («Говорят в морских глубинах...») // Студенческий сборник. Пг., 1915. С. 6364.
Поступальский И. Жемчужина // Красная нива. 1930. 7. С. 17.
Шрифт
Фон