Слово встречается в «Письмах и бумагах Петра Великого» [5, 18]; также: Лекс. 1762, Словарь Академии Российской, 1789. В 1763 г. в Санкт-Петербурге в виде указа были напечатаны «Известия о порядке, кои соблюдать должно при водолазании и вытаскивании товаров из воды» (См.: Кононов А. [Капитан 2 ранга]. Учебник по водолазному делу. Изд. Морского министерства, 1902).
Искусный ныряльщик по добыче жемчужных раковин, ценных кораллов и губок, чтобы быстрее достигнуть дна, подвязывал легко распускающимся узлом к поясу камень. На дне, экипированный сеткой и серповидным ножом, он отрывал находку от скал, бросал в мешок и, избавляясь от камня рывком за петлю узла, всплывал на поверхность. Профессионалы-ныряльщики, как правило, находятся под водой не более полутора-двух минут, опускаясь при этом не глубже 25 метров. К «жемчугу» и «раковине» примыкает «устричная тема»; толчок к увлекательному распутыванию темы устрицы в русской поэзии дал Р. Д. Тименчик в 1996 г. («Устрицы Ахматовой и Анненского» // Подземные классики. Иннокентий Анненский и Николай Гумилев. М.; Иерусалим: Мосты культуры; Гешарим, 2017. C. 6576); см. развитие сюжета в типологических исследованиях Ильи Виницкого («Формула устрицы (И. С. Тургенев в зеркале Бальзака)» // Elementa. 1997. Vol. 3) и Вадима Беспрозванного («Литературные устрицы», или Еще раз о теме устриц // Toronto Slavic Quarterly. University of Toronto, Academic Electronic Journal in Slavic Studies. 2011. 36. Spring). Водолаз и устрица вместе фигурируют в одном стихотворном тексте у И. И. Дмитриева в басне про устрицу, которая мечтает то парить, как орел, то рассекать волны, подобно киту, но в конце концов сама оказывается съеденной ныряльщиком: А что и этого досаднее сто раз: Подкрался водолаз, Который, видно, что подслушал, Схватил ее, да в рот, и на здоровье скушал. Вот так-то весь наш век В пустых желаньях погибает, И редкий человек Доволен участью бывает. «Орел, Кит, Уж и Устрица» (1795) // Дмитриев И. И. Полное собрание стихотворений (Библиотека поэта. Большая серия) Л.: Советский писатель, 1967. C. 196197.
Ср. у У. Шекспира слова наперсницы Клеопатры про водолаза: «Twas merry when / You wagerd on your angling; when your diver / Did hang a saltfish on his hook, which he / With fervency drew up» (сц. 5). Ср. в переводе Б. Пастернака: «Вот было смеху, помнишь? Вышел спор, / Кто лучше удит. Водолаз навесил / Антонию селедку под водой, / А тот тянуть, тянуть!»; в переводе Мих. Донского: «И выудил Антоний, торжествуя, / Дохлятину, которую привесил / Твой ловкий водолаз к его крючку». У Шекспира в той же самой трагедии встречается критическое наблюдение, когда колебания настроений человеческой массы Цезарь уподобляет подводному планктону: «Толпа подобна водорослям в море: / Покорные изменчивым теченьям, / Они плывут туда, потом сюда...» (пер. М. Донского).
«Милорду, моему пуделю» // Державин Г. Р. Сочинения. СПб.: Новая библиотека поэта, 2001.
Островский А. Н. Снегурочка. Л.: Советский писатель, 1989. С. 181.
«Графу Л. Н. Толстому» // Фет А. А. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта (Большая серия). 3-е изд. Л.: Советский писатель, 1986.
«Хоть жемчуг находить близ берега и можно, / Но, кажется, каких сокровищ ждать не должно, / Когда бы удалося мне / Достать морское дно на самой глубине? / Там горы, может быть, богатств несчетных: / Кораллов, жемчугу и камней самоцветных, / Который стоит лишь достать / И взять» (Крылов И. А. Сочинения в 2 т. М., 1955. Т. 2. С. 107).
Ср. с репликой Мефистофеля императору в «Фаусте»: «Да, ты их царь. Ты правильно сказал. / Ты царь всех элементов и начал / Нырни на дно, стеной отвесных вод / Сойдется вкруг тебя водоворот. / Сквозь столб воды кайма волны лазурной / Со дна тебе покажется пурпурной. Морские дива, словно за стеклом, / Обступят круг, очерченный жезлом. / Переползет дракон, хребет сутуля; / Со смехом ты посмотришь в пасть акуле» (Гете И. В. Избранные произведения в 2 т. / Пер. Б. Пастернака. М., 1985. Т. 2. С. 377).
А. Н. Оленин охарактеризовал основную идею текста как «желание достичь до истинного познания вещей похвально и полезно, когда оно управляется здравым и твердым рассудком, не переходя границ, положенных природою уму человеческому...» (Описание торжественного открытия императорской Публичной библиотеки, бывшего 2 января 1814 г. СПб., 1814. С. 171. Цит. по: Крылов И. А. Сочинения: в 2 т. М., 1955. С. 474, примеч.
библиотеки в Санкт-Петербурге басня предостерегала российского читателя от злоупотребления вредными книгами и почерпнутым из них революционным вольнодумством .
Ил. 4. Воображаемое устройство подводной лодки, иллюстрация XIX в.
Ил. 5. Российский сборник «Водолазное дело». 1896
Море часто фигурировало в стихах и до этого, встречалось у «поэтов начала» отцов-реформаторов русской поэзии Ломоносова и Тредьяковского. И хотя попытки «измерить океан глубокий» (Державин) предпринимались ранее, первооткрывателем жанра марины в русской поэзии может по праву считаться Батюшков (Мандельштам: « Ни у кого этих звуков изгибы... / И никогда этот говор валов...») . В последующие несколько десятилетий, невзирая на предупреждения хитрого Крылова и релятивизм Жуковского («И смертный пред богом смирись: / И мыслью своей не желай дерзновенно / Знать тайны, им мудро от нас сокровенной»), русская поэзия научится у романтика Байрона гармонии дикого, экзотичного, неправильного: