* * *
До самой революции 1917 года в России активно развивался сбор трюфелей. Например, в Дмитровском уезде Московской губернии ежегодно заготавливали до 300 пудов белого русского трюфеля.
Русской медициной XVIII и XIX веков запрещалось есть грибы только приехавшим на лечение на воды. Читаем у Ф. О. Туманского : «Особливо нижеписанные непотребные пищи весьма запрещается вкушать, всякое соленое, кислое, копченое мясо; такоже всякие, как соленые, так и свежие рыбы; молоко, масляное кушанье, огурцы, капуста, редька, лук, чеснок, грибы
(т. е. белые грибы), грузди, во употреблении сих вод делают великий вред».
Об отравлениях грибами тоже особо не было слышно, поскольку собиралось лишь небольшое количество хорошо известных видов, не имеющих ядовитых двойников. До середины XVIII века какие-либо сведения об отравлениях грибами вообще были неизвестны . Очень показательно, что когда во второй половине XVIII века некий немецкий ботаник, проживавший в Санкт-Петербурге, подготовил заметки под названием «О вредности грибов», они не были опубликованы. Книга была запрещена цензурой на том основании, что «грибы постная пища православных, и писать о их вредности значит подрывать веру и распространять неверие». Такое заключение было сделано об этих материалах петербургским цензором А. И. Красовским.
Народная любовь к грибам сохранилась до наших дней, хотя сейчас многие современные городские жители уже утратили знания об искусстве сбора и приготовления дикорастущих грибов, перейдя на магазинные шампиньоны и вешенки. А ведь не так далеки были времена, когда люди, известные своими познаниями в сборе грибов, «грибовники», пользовались повсеместным почетом и уважением.
Посмотрите, как описывает одного из таких грибовников С. В. Максимов.
Все еще спало, но на дальнем конце улицы показалась маленькая фигура, при дальнейшем приближении которой нетрудно было узнать в ней Ивана Михеича первого в околотке грибовника, испытанного знатока своего дела. Недаром же он поднялся так рано, прихватив с собой два больших лукошка, недаром и шаг его так порывист старик хорошо знает, что ему нужно еще четыре раза сходить в лес, прежде чем придется улечься до другого утра. Не хуже многих из своих соседей знает он то, что грибы единственное средство его к существованию и что этот год гораздо грибовнее прошлогоднего благодатного лета, нужно же пользоваться этим себе на пользу, другим на зависть и удивление.
С вечера выпал довольно бойкий и крупный, но очень теплый и непродолжительный дождик, так способствующий росту грибов, и Иван Михеич идет в полной уверенности набрать оба лукошка доверху, в чем никто из соседей и усомниться не смеет. Хорошо было известно всем, что ни разу в жизни не возвращался он из лесу с пустыми лукошками, а в грибной год обтыкал даже их еловыми лапками и клал сверху, для хвастовства и задору соседей, старый белый гриб величиной в мещанскую шапку.
Нельзя было не удивляться его приглядке к тем местам, которые любят его кормильцы, наконец, тому громадному количеству связок белых грибов и масленников, которые продавал он зимой на ближайшей ярмарке и на порядочную выручку существовал до следующего лета. Одни говорили, что он счастлив на этот продукт и сам его ищет, другие что он знает тайные заговоры и вызывает грибы наружу, третьи говорили, что он ищет грибы по нюху, как собаки дичь, и по ветру ходит на лес и попадает на грибные кучки. Более благоразумные соседи стояли на одном, что лиха беда приглядеться к бору да заприметить попристальнее, какой гриб какое место любит, а там смотри, да не зевай только. В тридцать лет прогулок по соседним лесам трудно не узнать их, как свои пять пальцев, но все-таки завидная приноровка Ивана Михеича к грибному делу удивительна и непонятна. Были же в околотке старинные грибовники, но и те всегда отдавали почет нашему старику и являлись к нему на новую новинку, которая всегда сопровождалась некоторыми обрядами, имеющими смысл только там, где все летние занятия состоят исключительно в сборе грибов и продаже их.
Празднование появления новой новинки всегда случалось в избе Ивана Михеича вскоре после того, как проиграют овраги и выступит первая зелень. Он обыкновенно приглашал к себе на закуску трех-четырех человек коротких знакомых, сажал их за стол и отправлялся за переборку, дверь которой всегда плотно притворял за собой.
Гости обыкновенно молчали, самодовольно улыбаясь и поглядывая то на водку, то на заветную дверь, которая вскоре отворялась, и в ней являлся тоже весело улыбавшийся хозяин с огромной сковородой, налитой маслом и сметаной. Под этими-то снадобьями и скрывалась виновница сбора гостей новая новинка, или, лучше, первые весенние грибы сморчки, хорошо вываренные в квасу и поджаренные.
Сморчок только и годен как снедь, пока не прогремит первый гром. После того в гриб этот, по его мнению, заползает змея и пускает яду, отчего сморчок начинает гнить и пропадает до новой весны.