Но ведь и тут не без пользы. Готовый рецепт: при сильном расстройстве вяжите макароны узлами. Только покрепче. Не пожалеете!
И тут ого-го! как потянет! Леска зазвенела. Пароход задрожал. Тяну и чувствую: вот это рыба! Вот-вот сорвется! Светляки выпрыгивают, вспыхивают, судно то туда, то сюда.
Подвел я рыбу поближе, ухватил за морду, тащу и прикидываю: «Ну уж эту зафарширую, уж эту намариную!»
Вывалилась команда, шумит. Довольна! Только, непонятно с чего, подлетает ко мне боцман, кричит:
Ты что это тащишь, Борщик?
Р-р-рыбу! говорю. Наж-жарю на всю команду!
Какую рыбу! кричит. Да еще, наверное, чистить и мариновать собираешься. Это же подводная лодка. Дело международным скандалом пахнет!
Ну да?!
Да ты посмотри!
Выпустил я рыбу вижу: и в самом деле подводная лодка. Открылся люк, высунулся из него капитан. Ругается, охает.
Я стою и думаю: «Что же вы ругаетесь! Лучше боцману скажите спасибо. А то без него завтра утром в маринаде бы плавали!»
Вот ведь какие штучки бывают!
И честное слово, в этом случае я ни капли не обиделся, когда доктор Челкашкин похлопал меня по плечу и сказал:
Пора, Борщик, надевать очки. Конечно, возможно, ничего страшного не произошло бы, если бы мы эту лодку съели под маринадом. Под разными маринадами мы и не такое ели. Но очки надевать пора. А иначе с такими ошибками в людоеды угодишь!
И я ничего не сказал. А что тут скажешь?
Всё правда! Выйдешь после такой ошибки на палубу и вдруг услышишь:
А, это тот самый Борщик, который мариновал лодку и морячками закусывал?
Нет, не надо!
У хорошего повара должна быть чистая совесть и чистое хорошее настроение.
Хорошее настроение любому повару просто необходимо. Браться за приготовление пищи надо только с хорошим настроением, даже если жаришь самую простую яичницу. Иначе она от злости может так заляпать веснушками физиономию скребком не отскребешь.
А бывает и того хуже.
Помню, в Индийском океане, при полном штиле, готовил я команде плов. Отличный, должен сказать, плов. Уже морковочку с луком нашинковал и обжарил, рис промыл, баранину подрумянил
И тут, как назло, заглянул на камбуз старпом, стал давать указания, горелые сухари припомнил. Сообщил, что без премии оставит. Все доброе настроение через трубу выскочило. Бегаю по кухне с ножом, успокоиться не могу. Взорваться готов. Так и кажется, вокруг грозой пахнет.
И вдруг вижу: в самом деле, влетает в иллюминатор светящийся шар, потрескивает и направляется ко мне. Шаровая молния. Стою я ни жив ни мертв и жду: сейчас подлетит, шарахнет в лоб и привет милой бабушке!
Хорошо, что в этот момент от плова уже вкусно пахнуло. Прошла она надо мной, зарулила к котлу, повисела, будто понюхала, и плюхнулась вниз, в самую гущу.
Плов тут же закипел, забулькал. Я его подхватил и на стол. Все
так и навалились, умолотили. И на тебе! ни с того ни с сего ругаться и ссориться начали! Бегают, ругаются и потрескивают.
А у одной дневальной волосы торчком встали, нос вытянулся, покраснел, и сама, как шаровая молния, носится с тряпкой в руках по коридору, на всех злится, искрами так и сыплет.
До сих пор не вылечилась. Попадись ей под руку тряпкой, а то и щеткой вмиг схлопочешь. И в глазах у нее шаровая молния прыгает.
И совсем другое дело хорошее настроение. Поешь и борщ вроде бы в котле поет. Цыплята жарятся тоже поют. И вилки, кажется, поют, и поварешки подпевают. И все неживое живым становится.
И наверное, вся команда «Даешь!» помнит исключительный случай.
Купил я в Сингапуре электрического пингвина. С музыкой внутри и с подогревом. Я все люблю с подогревом.
Стоял он у меня в углу на камбузе. Стоял, стоял. И вдруг я заметил, что он под мои песни шевелиться и разгуливать начал. Особенно в качку. Чем песня душевней, тем он отзывчивей!
А тут, помню, варил я флотский компот из абрикосов с дерева, которое еще мой дед посадил. Это еще до рыбьего жира было. Варю и напеваю!
И вижу, то ли на песню, то ли на запахи дело-то ведь было в Антарктиде стали собираться пингвины. Даже те, которые на яйцах сидели!
Что же, говорю, они делают! Пингвинята в яйцах застынут, не вылупятся.
И тут, верите, мой пингвин согласно кивнул, вперевалочку заковылял под песню вниз по трапу. Нашел на льду яйцо, сел. И через минуту-другую, яйцо хлоп! и навстречу морозцу вывалился пингвиненок. А там нашлось еще яйцо, а за ним третье. Целая стайка пингвинчиков. И все потихоньку качаются под мои песни, как в детсаду, и вроде бы напевают.
Их-то я потом и взял к нам на палубу, весь этот детсад.
Вот что значит хорошее настроение и для вкусных блюд, и для птиц. А уж для людей совсем хорошо. Даже отлично!
Ради хорошего настроения команды, чтобы она была сытой, веселой, довольной, на какие только выдумки ни пустишься, на какие приключения ни пойдешь! Тут, знаете, только и успевай сам вертись и мозгами верти: и в смысле «я тебе шмотку ты мне селедку», и в самом прямом вертись, и все.
Помню, как-то возле Камчатки кончилась у нас на судне всякая вкуснятина. И горючее кончилось. Пых и все! И не только у нас!
Суда вокруг качаются, матросские желудки звереют от голода, урчат, будто в каждом из них сидит по хорошему зоопарку.