Что делать, прикидываю, что бы сообразить? Вышел на палубу, задумался И вдруг прямо-таки подпрыгнул. Рядом-то вулкан, сопки, скалы, а на них орет, шумит птичий базар. Миллионы яиц! Сидим, можно сказать, на яйцах и голодаем.
Я взял пару сеток, надел японские кеды и полез на скалы.
Вулканы рядом дымят, камни вздрагивают, а я ползаю и собираю яйца. Самые крупные. Полную сетку набрал. Крупных-крупных! Ну, размышляю, сейчас я своих орлов накормлю!
И только подумал оступился и покатился вниз. С сеткой! Ну, думаю, сейчас получится Борщик всмятку. Хорошо, успел ухватиться за выступ скалы.
Вишу, одной рукой держусь, а в другой держу сетку. Подо мной шумит океан, качается, далеко внизу, наш пароход, толпится на носу команда, на меня пальцами показывает. Кто-то хватается за сердце, кто-то за голову
А я вишу из последних сил и думаю: «Извините, братцы»
И тут из-за скалы вертолет с знакомыми летчиками. Повисли надо мной, спрашивают:
Борщик, ты что здесь делаешь?
Не видно, что ли, яйцами торгую, говорю.
Ну ладно, говорят, торгуй. А мы летим за кипятком в долину гейзеров.
Ничего себе шуточки!
Так мне же с вами по пути! кричу. Мне ведь яйца отварить надо!
Ну ладно, говорят.
Спустили мне лестницу. Уцепился я кое-как за ступеньку и полетел. В облаках, над реками, над сопками, над лесами. Прямо в колпаке и в фартуке.
Люди на меня смотрят. Медведи внизу морды задирают и пасти от удивления раскрывают. Наконец долетели до гейзеровой долины. Кругом из дна пар валит, все кипит, как у меня на камбузе.
Петляем мы среди гейзеров и выбираем, который получше. И вдруг снизу шипящий фонтан, как ударит рядом со мной, чуть не до неба. Я сразу раз и яйца в кипяток. Вишу на лестнице, терплю, а яйца рядом варятся. Руке горячо, но, главное, яйца варятся!
Тут и вертолетчики ведром кипяточка зачерпнули для чая, развернулись и пошли обратно. До самой палубы меня донесли. В общем, благополучно. Только однажды вывалилось из сетки яйцо и какому-то зеваке прямо в лоб угодило, да так, что вулканы вздрогнули. Ну а зачем, скажите, когда падает яйцо, подставляешь лоб? Рот раскрывать нужно.
Конечно, команда наелась. Ходят, потирают животы, говорят:
Борщик, а яйца-то оч-чень крутые.
Переварил. Как только ты сам не сварился? А капитан заметил:
Ничего, он у нас и так крутой!
Конечно, это было очень приятно.
Только Челкашкин, доктор, как всегда, сказал:
А выговор бы ему опять стоило влепить. Ведь из-за этих яиц у всей команды чуть сердце не выскочило!
Ну, то-то, думаю, наконец и он оценил, наконец все поняли: повезло той команде, у которой есть Борщик!
Правда, без неприятностей и здесь не обошлось.
Во время падения со скалы слетели у меня с ног кеды. Нашел их отряд юных следопытов и передал в музей. И как я ни просил вернуть, не отдают, и все. Говорят: «Уважаемый Борщик, не отдадим. Очень ценный экспонат для истории края».
Я, в общем-то, не жалею. Я человек добрый. И четко знаю, что в борьбе за хороший аппетит команды главное оружие кока: запахи, хорошее настроение и доброта.
Варю, жарю, посыпаю солью, а когда нужно, перцем. И выдумывать ничего не выдумываю, не фантазирую. Я сообщаю только факты. Другое дело, что жизнь сама хороший Мюнхгаузен и Врунгель вместе. И бывает, накрутит такие истории, что и не поверишь. Наверное, потому автор книг о Солнышкине поостерегся и не включил их в свои повести. А я не боюсь, рассказываю. А вы хотите верьте или нет.
Я, конечно, с кастрюлями в обнимку на камбузе не вальсирую. Мне балетом некогда заниматься. Но музыку очень люблю. Так в Кавасаки, в Японии, я купил себе приемничек «Соня». С подсветкой, с такими блестящими колесиками! В общем, вещь! Транзистор что надо! Весь мир берет. Повернул колесико «Говорит Океанск!», повернул дальше «Доброе утро, говорит Мелитополь». А там Севастополь, Одесса, Сан-Франциско.
Пристроил я его на камбузе у окна. Включаю и слушаю. И весь океан слушает! Дельфины, киты, летучие рыбы всё вокруг так и светится, так и вертится.
Поет, скажем, Пугачева «Все могут короли, все могут короли!» и дельфины тут как тут.
Кувыркаются, и на хвост становятся, и кружатся, будто радуются вместе с Аллой Борисовной.
Как-то у экватора цветные бабочки налетели. На мачты, на рубку, на мой колпак. Я думал, из-за того, что я кекс пек, сахарной пудрой обсыпался. Так нет, на музыку! На вальсы Штрауса. Летят и вальсируют. Летят и вальсируют.
А как-то стали передавать «Лебединое озеро». Я помешал на противне картошку, подошел к окну, посмотреть на волны, и вдруг вижу: появляется на палубе щупальце, другое вваливается на нос громадный кальмар. Я уже схватил поварешку отбиваться, а одно щупальце приподнялось, повисло в воздухе и кончиком словно бы дирижирует одно дирижирует, а другое как бы по виолончели смычком водит. Ростропович, и только! Он играет, а летучие рыбы под музыку планируют! Тут выскочил Петькин и кричит:
Давай его на крючок и на сковородку! Смотри, сколько мяса будет!
А я говорю:
Нет! Он музыку слушает, он вальс танцует, а мы его на крючок? Это же непорядочно!
Но тут сменилась музыка. Грохнула какая-то группа, и все слушатели от страха шарахнулись по волнам! И кальмар тоже!