А мы виновати? Может, то наше горе, што у нас детей нема оправдывалась Дарья.
Оно и видно горе. От жадности все. Кабы б горе, дак приютили б какую сиротинку. А то все легкой жисти хотели, тольки себе, тольки себе. Загородились кругом проволокой да колючими кустами. Ишь понатыкали в забор стекла, как тюрьму сделали.
Дак то же от воров.
От людей то, а не от воров. Горе у нее! А ты хоть одного приютила, приласкала, хоть раз покормила сирот Нюрки Гуриной? Она, бедная, бьется с тремя одна. Как думаешь, легко ей? А у Ахромея? Тоже трое без матери растуть. То по-твоему не горе, то ироды, а у тебя горе. «Понаплодили»! Родила б хоть одного, тогда б знала, как с ними. Ишь ты мимо не пройди ребенку.
Нюрка Гурина это Васькина мать. Услышав от крестной ее имя, Ваське стало стыдно и тоскливо, хотелось плакать
Дарья! отозвался со двора Родион. Перестань, иди в хату.
Дарья махнула безнадежно рукой на Ульяну, захлопнула за собой калитку.
Микита-а! крикнула Ульяна. Марш сейчас же домой, сапустат. Дома делов непочатый край, а он с голубями Ну, кому сказала?
Во, а я шо?.. заворчал Никита и нехотя поплелся домой.
Вслед за ним заторопился и Васька у него дома тоже дел невпроворот: мать наказывала огород полоть, а он и думать об этом забыл.
ЧЕРДАК
Аэроплан!.. Как-то шли они с матерью из буерака, хворост несли, и вдруг из-за бугра выплыла тарахтящая крылатая машина на двух колесах. С крутящимся винтом, переваливаясь с боку на бок, она пронеслась над головой и скрылась. Но Васька успел многое разглядеть: летчика в кожаном шлеме и в больших очках, косые прутья-распорки между
крыльями, велосипедные спицы на колесах. Самолет Васька видел впервые и потому стоял как завороженный с поднятой стриженой круглой головой и смотрел вдаль, куда скрылась винтокрылая птица.
Мать тоже остановилась в испуге. Проводив самолет печальным взглядом, проговорила:
Ироплан Неужто война будет? Вот так, помню, пролетел ироплан, и тут же война началась. А мы только поженились с отцом, и его на войну забрали. Вернулся уже в революцию, когда царя скинули.
Самолеты с тех пор стали летать все чаще и чаще. А вскоре возле города построили аэродром, и уже не было дня, чтобы они не кувыркались над поселком. И были это уже совсем другие самолеты, не те стрекозы, что появились поначалу, а какие-то маленькие, тупорылые, шустрые. Взлетит такой самолет повыше, заглушит мотор, перевернется вверх колесами и долго летит таким ненормальным манером. Или задерет хвост и винтом падает почти до самой земли, аж свист стоит. У Васьки даже дух перехватит вот-вот врежется самолет в землю, но нет, взревет мотором и снова вверх взбирается.
По одному, а то и по два сразу выделывают они вот такие опасные трюки. Накувыркаются вдоволь и улетают на аэродром.
Ваське с чердака хорошо видно, как они там перед посадкой долго кружат наверное, выбирают место, приноравливаются, куда получше опуститься. А о войне пока ничего не было слышно. Напрасно мать так испугалась «ироплана». Война началась позже, и то не у нас, а в далекой Абиссинии, а потом в Испании. А у нас было озеро Хасан, Халхин-Гол. Но это еще была не война, а просто «конфликты», и было это позднее.
На чердаке Ваське хорошо: один и опять же высота! Подойдет к слуховому окну и смотрит на улицу. Там люди ходят, подводы ездят, и кажутся они ему сверху маленькими, приплюснутыми, будто не настоящие. И высота-то не ахти какая, а поди ж ты, как все меняется. А каково, если поглядеть на землю с аэроплана?.. Полетать бы! «Вырасту пойду в летчики!» решает Васька.
И еще он мечтал в это время найти мешок денег. Случилось бы так: идет он в поле по дороге и видит мешок лежит. Развязал, а там деньги! Взвалил на плечи и понес домой огородами, чтобы никто не видел. Вот бы, наверное, мать обрадовалась! Накупили б они тогда всем обужи и одежи, топлива на зиму запасли, и на харчи б еще осталось. Борщ бы варили с мясом, а на второе кашу пшенную, да не на воде, как теперь, а на молоке, да еще с коровьим маслом. И мать бы перестала жаловаться, что ей тяжело с тремя ртами, что пенсия за отца мала. И голубей, пожалуй, разрешила б купить
Для голубей у Васьки уже все приготовлено. Вдоль и поперек всего чердака проложены дощечки голубиные дорожки; к стропилам приделаны разные полочки, шесты там будут они спать; в укромных уголочках прилажены ящички, старые чугунки для гнезд. В каждое Васька уже и соломки напихал и всякий раз мнет ее кулаком, чтобы голубяткам мягче было в гнездышке.
Залез Васька на чердак, выглянул увидел Алешку, поманил. Обрадовался тот, покарабкался по лестнице вверх. Васька подхватил его за ручонки, втащил на чердак. Запыхался Алешка, пока лез, но тут вскочил с четверенек на ноги и зырк-зырк по чердаку. Заглянул в один угол, в другой ничего не увидел, уставился на брата.
Чего ты?
Я думал, голубь сказал Алешка разочарованно.
«Голубь»! Не прилетел ишо. И Васька повел его к дальнему фронтону, снял щербатый чугунок с полки, приподнял солому. Во яички какие! Ешь.
Где ты взял? обрадованно закричал Алешка. У Роди?
Тише ты. Ешь да помалкивай.