Всех птиц и зверей Никита делит на вредных и полезных.
По-твоему, значит, все насекомоядные вредные? возразил ему Васька. И синицы, и щеглы?
Синиц и щеглов Никита любил. Зимой у себя в саду он устраивал кормушки, ловил их в большом количестве. Всю зиму любовался ими, наслаждался их пением, а весной выпускал на волю.
Насупившись, Никита посмотрел на Ваську, возразил:
То насекомые, а то пчелы.
Вот так да! воскликнул Васька. А пчелы, по-твоему, млекопитающие? Васька, довольный своей остротой, засмеялся.
То просто насекомые, а то пчелы, не сдавался Никита. У пчел, может, жизнь устроена получше, чем у людей. Они, может, самые разумные. Не знаешь, а хихикаешь.
Пожалел Родю, сказал Илья. У Роди пчел ульями таскай не перетаскаешь.
Будто щурки знают, кто там живет: Родя или еще кто, усмехнулся Никита.
Так что, сразу убивать, да? упрекнул Васька Никиту, будто это он, Никита, а не Родион подстрелил щурка.
Взглянув на небо, Илья вскочил как ужаленный:
Чужак? И, не дожидаясь ответа, побежал к себе во двор.
Возвратился быстро, вынес в каждой руке по голубю. Ребята потянулись к ним руками каждому хотелось погладить упругие, лоснящиеся перышки птиц. Но Илья отстранил их, трогать не позволил.
Не лапай не купишь, говорил он, а сам шарил по небу ястребиными своими глазами искал «чужака». Заметил и швырнул натренированно голубя вверх.
Голубь камнем взмыл на высоту дома и только там расправил крылья, замахал ими, нацеливаясь опуститься на крышу. Илья снял кепку, подбросил ее, отпугнул голубя, и тот, будто рассердился, захлопал крыльями, сделал круг над двором, стал набирать высоту. Переложив другого голубя из левой руки в правую, Илья тем же манером швырнул и его. Этот сразу устремился вверх, присоединился к своему напарнику, и они повисли над домом.
Поднял кепку Илья, ударил ею о коленку, нахлобучил на голову.
В конце улицы в тот же миг взлетели сразу с полдесятка голубей. Илья усмехнулся:
Игнатки своих трухну́ли, хотят заманить. Ничего не выйдет!
Вскоре на соседней улице тоже поднялась целая стая.
И Лама своих поднял, узнал Илья. Все зарится на моих.
Лама пожилой мужик, страстный голубятник, держит только белых. У него их, наверное, с полсотни. Жадность и наглость этого голубятника не имела границ. Если к нему попадал чужой голубь, отдавал он только за выкуп. Впрочем, и другие, в том числе и Илья, тоже были не добрее, но Лама своей наглостью превосходил всех
Тем временем голуби поднимались все выше и выше, превращаясь в еле заметные точки. Чужой голубь продолжал летать самостоятельно и к ним не приближался.
Ребята стояли, задрав головы, смотрели в небо, будто там происходило что-то необычное.
Не отрываясь, смотрел в небо и Васька. Своих голубей у него не было, а любил он их страстно и поэтому всегда радовался безмерно, если случайно удавалось подержать эту птицу в руках.
Осаживать пора, заволновался он, уже совсем не видно.
Ничего, успокоил его Илья и продолжал наблюдать за голубями.
Лишь когда с севера стала наплывать туча, Илья
забеспокоился, побежал в сарай, выгнал оттуда голубей. Они с шорохом взлетели на крышу. Илья слегка вспугивал их, перегоняя с места на место. Парившая в небе парочка стала быстро снижаться и вскоре опустилась прямо на землю во дворе. А чужой голубь, так и не снизившись, удалился в сторону шахтерского поселка и вскоре скрылся с глаз.
Старый чей-то, определил Илья, любуясь своим красавцем, который, не успев опуститься, тут же, без передышки, распушил хвост и, подметая им землю, принялся сердито ворковать, наступая на голубку, словно отчитывал ее за какую-то провинность.
В ответ та кротко пригибала головку и отстранялась от него, а потом не спеша пошагала в дверь сарая. Голубь последовал за ней, и долго еще оттуда слышался его басистый голос.
Один за одним слетели с крыши и другие голуби. Лишь молоденький пискун остался на коньке. Он почему-то пугливо озирался по сторонам, а потом вдруг снялся и полетел вдоль улицы. Поплутав между домами, он опустился на Чуйкину хату.
Во, дурак! удивился Илья и тут же, торопливо взогнав голубей снова на крышу, побежал к Чуйкиным.
Подбирая на бегу с дороги камни, Илья мчался как на пожар. Дышал тяжело, глаза горели торопился спасти голубя. Еще издали он стал бросать камни на Чуйкину хату. Камни гремели о черепицу, падали во двор. Побеспокоенный цепной пес поднял лай. На шум выбежала Дарья, увидела Илью, стала ругать его:
Опять, идол, с каменьями! Спасу от тебя никакого нема.
Голубенок вон мой у вас на крыше, сердито сказал Илья, продолжая бросать камни.
Черепицу всю побил, проклятый.
Голубь наконец снялся и полетел домой, Илья побежал вслед за ним. А Дарья все не унималась, кричала на всю улицу свои проклятья.
Да тю на тебя! вышла из ворот Ульяна Гурина Никитина мать. Маленькая, шустрая, голосистая, она никому спуску не давала. Че разоралась? Ужасть какой-то, цельный день гвалт. И кричать, и стреляють, будто Мамай налетел.
Понаплодили иродов, жисти от них нема, не унималась Чуйкина.
То-то ты жисти хорошей хотела ни одного не выплодила, обиделась Ульяна. Нашла чем попрекать!