жрут в три горла на бесконечных пирушках, описываются удовольствия «набить животы» и «есть и пить вдоволь» . Тело не мыслится без насыщения плоти. Забота о теле, противостояние болезням возможны только при обильном питании: раненый Лис Ренар, герой «Романа о Лисе», например, вновь обретает силу, жадно поглощая еду и напитки . Полнота защищает, она убедительна в своей силе, основанной на жире и плоти.
Полная фигура, однако, может вызывать беспокойство и даже отвращение, в особенности если ее размеры постоянно увеличиваются. Полнотелость уже неоднородна, предполагаются как ее мягкость и податливость, так и твердость. Полные люди чувствительны к разговорам о мере и сдержанности; полнота может вызывать глухое недовольство со стороны духовенства, врачей, придворной элиты. В Средние века зарождается сомнение в ее положительных качествах, даже возникает конфликт образов. При этом нельзя сказать, что престиж полноты и изобилия исчезает одним махом. Моралисты, в свою очередь, обращают больше внимания на опасность «излишеств». В весьма назидательной форме они осуждали обжор, жадин, вспыльчивых людей и в первую очередь критиковали их поведение, а не эстетическую сторону или болезненность.
Глава 1. Быть толстым престижно
Появляется образ Кокани «страны изобилия» , выдуманного мира, описанного как рай на земле, в котором полно специй, жирного мяса и белого хлеба, где от рек пива и вина кружилась голова, где земли производили заячье рагу и жаркое, а с гор стекал сказочный нектар. На фоне неурожаев, дороговизны, смертности этот «мир еды» умиротворял . Накопление очаровывает воображение. Здоровье это набитый живот. Крепкая плоть залог силы. Чтобы иметь возможность лучше оценить будущую критику «толстых», надо осознать эти постулаты . Для начала остановимся на престиже больших объемов и полноты.
То же касается и слов, сказанных о мужчинах, правда с меньшим количеством нюансов и большей уверенностью. Вот как в XIII веке описываются представители духовенства, соблазняющие некую буржуазную даму из Орлеана:
возвращая любовь, а у трувера Фастуля Аррасского находим буквально стоны о голоде, который вызывает «хрупкость» (тела) и не дает «пополнеть» . Еще более примечательно, что в середине XIII века крестьяне юга Европы не находят более подходящего выражения для описания «красоты» святого Фомы Аквинского, чем «Сицилианский бык» : они бросают работу, чтобы полюбоваться им, их «тянет к себе» не столько его «святость», сколько «величественная осанка» .
О пышнотелых гигантах, постоянно что-то пожирающих, об их непревзойденной мощи читаем и в средневековых мифах. Вот, например, обладатель чудовищной силы Гургунт, «сын Белена», повелитель Британии до прихода Цезаря , описанный Гиральдом Камбрийским. Его патронимы очень символичны: все три имени этимологически связаны с «Гаргантюа»: Гургунтиус, Гургант, Гремагот. Примечательно, что во всех этих именах содержится звуковая группа [грг], которая во всех индоевропейских языках «выражает идею глотания» . Это усиливает картину мощи (источник гигантских форм тела постоянное поглощение еды), а также неразрывно связывает мышечную силу с количеством жира.
Средневековые путешественники рассказывают об этом по-своему, изображая жителей далеких стран, невероятно сильных благодаря огромному телу и безудержному аппетиту. Обитатели Занзибара, например, о которых в XIII веке писал Марко Поло, были «большие и толстые» (лучше было бы сказать «толстые и большие»); каждый из них поглощал огромным ртом столько еды, сколько не смогли бы съесть несколько обычных людей вместе взятых. Отсюда свойственная им «непомерная» сила, стойкость в бою, способность выполнять в одиночку «работу за четверых» .
Пропаганду полноты продолжают разные благородные персоны. Рыцари, описанные в романах XIIXIII веков, не таясь предаются обжорству: Мониаж Реноар «в один присест сжирает пять мясных пирогов и пять каплунов, запивая все это двумя сетье вина» , Ожье Датчанин в мгновение ока съедает четверть огромной бычьей туши . Количество съеденного делает его мощным. В средневековых романах постоянно упоминаются трапезы знати, подаваемые блюда представляют собой символы власти: например, на пиру у Персиваля последовательно подаются пятнадцать блюд, начиная с «жирного оленя с острым перцем» , в поэме «Ами и Амиль» едят «дичь, свинину, мясо кабана» , а в средневековой жесте «Жербер де Метц» упоминается чрезвычайное разнообразие мяса: «оленина, речная птица, фаршированный специями медведь» . Сила здесь связывается с количеством съеденного, важнее не гурманство, а прожорливость.