Он и так контролирует, вздохнула княжна. Но это не заменит опыта. Шахта это не поле пахать. Тут своя наука, свои приметы, свои законы.
Понимаю, но у нас нет выбора. Гон начнётся через неделю-полторы, а нам нужны ресурсы для обороны.
Голицына кивнула, соглашаясь с неизбежным:
Постараемся минимизировать риски, но если будут новые жертвы
Не будет, отрезал я. Лучше притормозите проходку, но обеспечьте безопасность. Мёртвые герои нам не нужны.
На том и порешили.
Выбравшись
на улицу, я постоял, оглядывая кипящую повсюду суету. Надвигающийся Гон вынуждал отбрасывать все несрочные дела и фокусироваться на главном. Угрюм, по сути, перешёл на режим военного положения.
Грохот тяжёлого двигателя заставил меня оторваться от размышлений. Во двор острога въезжал знакомый грузовик один из тех, что мы захватили в лабораториях Терехова. Борис уже спешил к воротам, на ходу отдавая распоряжения дружинникам.
Коршунов прислал пополнение, сообщил командир дружины, когда я подошёл ближе. Ветераны и какой-то маг.
Из кузова начали выпрыгивать люди. Мужчины в возрасте от сорока до пятидесяти лет, с характерной военной выправкой, которую не спутаешь ни с чем. За ними показались женщины и дети семьи, которые решились на переезд в Пограничье перед самым Гоном. Отчаянные или отчаявшиеся время покажет.
Первым из кабины вышел коренастый мужчина лет пятидесяти с седыми усами в виде подковы и пронзительным взглядом выцветших голубых глаз. Форма на нём давно не сидела, но движения выдавали десятилетия муштры.
Сержант Панкратов Ефрем Кузьмич, представился он, чеканя слова. Можно просто Кузьмич. Прибыл с личным составом согласно договорённости. Двадцать бывших военнослужащих с семьями, всего пятьдесят три человека.
Платонов, я протянул руку. Рад видеть опытных бойцов. Борис покажет, где разместиться. Это командир нашей дружины. Дома уже готовы, выбирайте любые свободные.
Кузьмич крепко пожал мою ладонь, оценивающе глядя в глаза. Старый солдат проверял, стоит ли новый командир доверия. Видимо, увиденное его удовлетворило сержант кивнул и повернулся к своим:
Так, орлы! раскатистый бас разнёсся над площадью. Строиться для распределения по квартирам! Семьи отдельно, вещи складываем организованно! Детвору контролируем, чтобы под ногами не путалась! И чтоб никакого гвалта! Живее, живее!
Пока ветераны выстраивались с привычной чёткостью, я заметил одинокую фигуру, всё ещё сидящую в кузове. Мужчина средних лет, сгорбленный, словно придавленный невидимым грузом. Тёмные волосы с проседью висели неопрятными прядями, закрывая часть лица. Одежда потёртая куртка и выцветшая рубаха выглядела чистой, но изношенной до предела.
Матвей Крестовский? окликнул я.
Он медленно поднял голову. Глаза вот что сразу бросалось в глаза. Карие, некогда живые, теперь походили на потухшие угли. В них читалась такая усталость, словно человек прожил не одну жизнь и каждая закончилась трагедией.
Да, голос звучал хрипло, будто маг давно не разговаривал, Коршунов сказал, вам нужна информация о Гоне.
Не только информация. Пойдём, поговорим в спокойной обстановке.
Крестовский неловко спрыгнул с грузовика, пошатнулся, но устоял. От него слабо пахло дешёвым вином не пьян, но явно принимал для храбрости перед дорогой. Я повёл его к своему дому, по пути отдав Борису последние распоряжения насчёт размещения новоприбывших.
В кабинете усадил мага в кресло, сам устроился напротив. Налил два стакана воды из графина собеседнику явно требовалось промочить горло.
Расскажи о себе, попросил я, наблюдая, как он мелкими глотками пьёт воду.
Что рассказывать? маг пожал плечами. Был подающим надежды метаморфом. Учился в Смоленской академии, входил в десятку лучших на курсе. Потом потом был Гон.
Он замолчал, уставившись в пустой стакан. Я не торопил некоторые раны нужно вскрывать осторожно.
Коршунов сказал, из двенадцати выжило трое.
Да, Матвей криво усмехнулся. Повезло, если это можно так назвать. Андрей повесился через три месяца не мог забыть, как Бездушные выпили ребёнка прямо у него на глазах. Павел продержался дольше, почти год. Застрелился в годовщину Гона, оставив записку: «Они зовут меня». А я я оказался слишком трусливым, чтобы последовать их примеру.
Или слишком сильным, чтобы сдаться, возразил я.
Крестовский поднял на меня взгляд:
Сильным? Я пью каждый вечер, чтобы не видеть их лица во сне. Живу в трущобах, перебиваясь грошовыми заказами. Растерял всё друзей, репутацию, веру в себя. Это вы называете силой?
А почему тогда приехал сюда? я наклонился вперёд, ловя его взгляд. В Пограничье, перед самым Гоном. Неужели только ради денег?
Маг помолчал, потом тихо произнёс:
Может, хочу закончить то, что не смог тогда. Умереть с оружием в руках, а не в канаве от цирроза печени.
Или найти причину жить дальше, предположил я. Знаешь, Матвей, я не буду врать и говорить, тебе станет легче и по ночам перестанут приходить павшие соратники. Не буду обещать, что здесь ты забудешь прошлое. Но я прекрасно понимаю твою боль и
дам тебе то, чего у тебя не было последние двадцать лет цель.
Крестовский скептически хмыкнул, но я продолжил: