По дороге жираф болтает без умолку. Оказывается, днём хозяйка всегда сидит в своём сумрачном домике, а выходит ближе к вечеру. Это немного радует.
Идрида обожает бумажные книги, хотя в Содружестве давно перешли на чтение в электронном виде. Она бы никого к своим драгоценным томикам не подпускала, но гидры любят сырость и болотистые места, а бумаге такие условия вредны. Пришлось возводить отдельное здание на пригорке, где посуше, и помощников нанимать, чтобы следили за порядком в коллекции. Ведь у неё не просто пара шкафов, а почти пятьдесят шесть тысяч томов!
Жираф идеальный библиотекарь, когда речь о верхних полках. Но вниз ему наклоняться неудобно, да и листать страницы сложно, поэтому ему в пару подбирают гуманоида. Идрида уверена, что с книгами лучше всего
управляться человеческими пальцами. До меня здесь работали выходцы из созвездия Близнецов, но они недавно улетели на родную планету. Пришлось искать замену.
Увы, у нас до сих пор сильны предрассудки, рассказывает Йожеф. Гуманоиды стараются работать у себе подобных и держатся в стороне от анималистических рас. А аспидному подтипу особо тяжело приходится, их многие опасаются. Вот Ида и решила через систему отработок поискать. Ты очень удачно подвернулась.
С последним я бы поспорила. Зато теперь понятно, почему меня сюда отправили: по своей воле никто не идёт, а с обязательной отработкой деваться некуда.
А ведь в санатории мне пели, что здесь все-все расы равны, друг друга любят, уважают и чуть ли не расцеловываются при встрече. Я едва не поверила, что утопия возможна. Получается, нет. Впрочем, это не удивительно, между жителями даже внешние отличия значительны: гиганту-орионцу сложно понять маленького крикливого тукана хотя бы потому, что одному не нужно чистить перья, а другой может легко попасть в дом через форточку на пятом этаже.
Мы подходим к особняку. Двери высокие, но всё же моему спутнику приходится нагнуть шею. Зато внутри он помещается в полный рост.
Библиотека и читальный зал прямо, поясняет Йожеф, кивая в дальний конец просторного холла. Справа жилые комнаты, слева кухня, кладовка и подсобка.
Мы сворачиваем направо. В узкий длинный коридор выходят двери: две высокие, дальше четыре поменьше, расположенные в два этажа, ближе к углу двери-крошки в четыре яруса. Наверх ведут крутые лестницы с коваными витыми перилами.
Какой этаж выберешь, первый или второй? спрашивает Йожеф.
Пожалуй, первый, отвечаю я.
Ступени мне кажутся слишком узкими, чтобы бегать по ним каждый день.
Это хорошо, потому что госпожа Идрида уже попросила устроить тебе комнату на первом. Так проще навещать. По ступенькам ей подниматься неудобно, а лифты недолюбливает, двери постоянно норовят кончик хвоста прищемить.
Только сейчас замечаю в углу прозрачную шахту лифта. И почему я не выбрала жить повыше?
Жираф указывает на дверь с цифрой три на табличке.
Располагайся. Там уже есть всё, что нужно ше-ло-ффе-ку.
Он с трудом выговаривает непривычное название. Странно, что им известно слово «гуманоид», но не «человек». Почему так ни один из лингвистов, которые работали со мной в санатории, объяснить не смог.
Мне выделили целые апартаменты: гостиная, отдельная спальня, ванная. Стены выкрашены в нейтральный светло-серый цвет. Огромная плазменная панель напротив дивана. В дальнем углу, за перегородкой из реек крошечная кухня с минимальным набором посуды. Похоже на семейный номер в приличной гостинице.
Подхожу к окну в гостиной. Оно занимает всю стену. За левой шторой спряталась панель тонировки: можно выставить уровень непрозрачности стекла, либо односторонней, чтобы я всё видела, а снаружи никто не мог заглянуть, либо двухсторонней. Причём можно выбрать затемнение как всего окна, так и любой прямоугольной части. Сейчас внизу, примерно до уровня моего пояса, наностекло абсолютно чёрное, а выше прозрачное, с односторонней видимостью.
Над правым краем дивана замечаю панель климат-контроля. Текущая температура близка к уличной, по ощущениям около двадцати двадцати трёх земных градусов. А по местной шкале сорок. Пока оставляю так.
Разбираю чемодан, раскладываю вещи. В ванной почётное место занимает тюбик помады: его мне подарила фрау Марта в честь месяца жизни на планете. Состав скопировали с того остатка, что был в моей косметичке. Люблю этот оттенок, в меру яркий, но не вульгарный, освежает лицо. С декоративной косметикой здесь негусто, гуманоиды предпочитают естественность. При этом краски для перьев и чешуи есть в изобилии, но мне они не подходят. Хорошо, что мне нравится родной, каштановый цвет волос.
Тренькает планшет. Его выдали ещё в санатории, даже каким-то чудом перенесли туда всю информацию с моего смартфона. Местную сеть земной мобильник не ловит, да и заряжать его сложно: здесь напряжение меньше, чем в наших розетках, и все зарядки беспроводные.
На экране планшета горит иконка мессенджера «БУП», которая мне упорно напоминает кошачий нос. Разумеется, кошки ни при чём: название приложения для общения всех рас означает лишь «Быстро. Удобно. Практично».
Делаю «буп» по носику. Сообщения от Тахрана. Первое бланк и образец заявления на перевод в другое место. Второе письмо, написанное на плохом русском языке. Если выбросить вежливые раскланивания, суть в том, что если комиссия сочтёт мои пожелания лишь капризом, то в долг запишут всё полученное в санатории: проживание, питание,