В курилке на редкость было тихо.
Да многозначительно сказал кто-то. Бывает же такое.
Открылась дверь, вошел второй помощник и молча закурил. Руки его дрожали, лицо было бледным, с царапиной на щеке.
Ну что, давай, рассказывай. Живой кто был на плоту?
Нет, никого. Трупы окоченевшие. Долго в воде находились, нехотя ответил он.
Да вроде один махал рукой, мы видели. Не уберегли, значит, жмуриков, подшутил кто-то.
Да пошли вы все! Смотреть сверху легко! Меня чуть за борт не смыло, а вам все хаханьки со злостью ответил он.
Позже я зашел к Петровичу в каюту. Он переоделся и сидел на кровати с отрешенным взглядом.
Ну как ты? спросил я. Не сильно ушибся?
Ты знаешь, когда мы поднимали плот, один из них моргал. Сил не было двигаться, но он был жив. Глаза его, как сейчас, смотрят на меня. Еще немного и могли бы спасти их.
Не переживай ты так, вы и так сделали все возможное. Значит не судьба. Самих чуть не снесло в океан! Пойдем выпьем по стопке.
Нет, не хочу. Мне надо побыть одному, ответил он. Я вышел и тихо закрыл за собой дверь. В течении всего рейса никаких происшествий на судне больше не происходило. В курилке, по прежнему, каждый вечер собирался народ обсуждая насущные жизненные проблемы и международное положение в мире, но все это происходило как то без энтузиазма, без настроения.
По окончанию контракта я сошел в отпуск и с Петровичем больше не пересекался. А года через три мы случайно встретились на железнодорожном вокзале в Москве: я собирался ехать на курсы повышения квалификации в Новороссийск, а он к дочери, в Крым.
Мы обнялись, как старые добрые друзья, и зашли в кафешку, где заказали по кружке пива. Я заметил, что боцман постарел, как-то осунулся, вроде и росточком стал поменьше. Но голос все тот же живой, сразу поймешь, кто говорит.
Ну что, Алексеевич, стармехом уже, наверное, работаешь? спросил он.
Да, сейчас пройду очередные курсы, и сразу на судно, ответил я. Ну а ты? Как жизнь? С морем, наверное, завязал?
Два года, как на берегу. И не жалею: всему свое время. Молодым, как говорится, у нас дорога, а старикам почет.
Да брось, ты еще кого хочешь на пояс заткнешь.
Нет, уже и сердечко прихватывает, и суставы крутит мочи нет Год назад супругу похоронил. Тоскливо без нее.
Мы помолчали.
Послушай, я давно хотел у тебя спросить: ты тогда на судне рассказывал про девушку из Одессы? Так как же у вас сложились отношения? Наверное,
любовь была? Неужели расстались?
Да никак, потерял я ее. Когда немцы город захватили, я в партизаны подался. А ее во время облавы на площади схватили и увезли в Германию на принудительные работы. Тогда целыми семьями вывозили. Долго искал ее после войны. Может, погибла, а может, нашла свое счастье за границей, кто знает. Много воды с тех пор утекло, но та ночь запомнилась на всю жизнь. Сам понимаешь, первая любовь, как первый пароход, остается в памяти навсегда Да, кстати! Помнишь второго помощника на том судне, где мы с тобой работали?
Конечно, помню.
Так вот он, уже будучи старпомом, погиб в рейсе при неизвестных обстоятельствах. Исчез на судне, так сказать.
Как исчез? спросил я.
А вот так. Ночью стали будить на вахту, а его в каюте нету, на палубе тоже. Все судно осмотрели! Каюта пуста, следов борьбы не обнаружено. Возможно выпил лишку, нагнулся у леера, судно качнуло, вот и выпал за борт. Правда, злые языки поговаривали, что приставал он к буфетчице, прохода не давал. Уж больно смазливая была, романы крутила то с одним, то с другим. Старший матрос в нее втрескался по самые уши, вот и отомстил. Что там между ними произошло, остается только догадываться. Да и, самое интересное, исчез он в океане, в том самом месте, где мы, если ты помнишь, когда-то плот с моряками пытались вытащить на палубу. Как говорится, пути Господни неисповедимы Я так и знал, что толку с него никакого. Не моряк он был.
Помолчали вновь. А затем я посмотрел на часы.
Ну что, Петрович, мне пора на поезд. Да и тебе тоже, наверное.
Алексеевич, я так рад тебя видеть, ты даже не представляешь! В последнее время как вспомню былое, так сразу слезу прошибает. Чувствительным стал до не возможности, всех жалко становится
Не переживай, со многими это происходит, не ты один такой. Нервы, они не железные. Это по молодости мы крутые и бесшабашные, море по колено, а с годами все через сердце пропускаем.
Мы обнялись, стали прощаться. Петрович долго не хотел отпускать мои руки и тряс их.
Увидимся ли еще когда-нибудь? спросил он.
Не знаю. Навряд ли, хотя на все воля божья.
В купе кроме меня никого не было. Поезд медленно тронулся. За окном мелькнули фигуры провожающих и тут же исчезли. С каждой секундой набирая скорость, он уносил нашу встречу с Петровичем в далекое прошлое, туда, где могучий океан сливался небом, а соленый ветер надувая паруса, плыл по волнам нашей памяти.
Я смотрел на проплывающие мимо пейзажи. Картинки менялись одна за другой, как в калейдоскопе. Совсем как в жизни.
Переплетение судеб
Посвящается всем моим друзьям,товарищам, безвременно ушедшим в иной мир.
Пароходы как люди, каждый из них живет своей неповторимой жизнью. Пока строятся на судоверфи, а затем отправляются в свой первый рейс, они вроде как все одинаковые, будто братья-близнецы. И только потом, с каждым годом, по мере взросления, их жизнь непредсказуемо меняется. Совсем как у нас с вами.