«79-40» встретился мне при въезде на территорию мелькомбината. Он нахально оттеснил меня в сторону. Его кузов медленно опускался. Федора в кабине не было. На шоферском месте сидел белобрысый парень в серой косоворотке. Поравнявшись со мной, парень высунулся из кабины и подмигнул мне. Я остервенело подал машину под разгрузку, свалил бетон и отъехал в сторону. Смертельно хотелось курить. Все бы готов отдать за одну добрую затяжку.
Ладно, сказал я.
Наконец меня позвали.
Поджимают, машинально согласилась она.
Небо было черным и далеким и все усыпано звездами. Ветер коршуном падал
с высоты и, набирая силу, тяжело уходил вверх. По пути он задевал крыши поселка и макушки тополей, а через несколько секунд снова обрушивался вниз. Он приносил запах зреющей степи. Здесь всегда любой ветер пахнет степью. «Что, интересно, сказал бы Кузьмин? Смог бы он определить направление ветра тут? подумал я и усмехнулся. Старый морж! Через неделю научился бы».
До бетонного завода километров восемь не больше. Он стоит на самой окраине, за последними домиками поселка. Перед ним выстроилась колонна самосвалов. Здесь были заводские МАЗы с четкими номерами на окрашенных в зеленое бортах, потрепанные самосвалы горжилстроя, один ЗИЛ нашего СМУ и даже полуторка из ближайшего колхоза у нее на борту был районный номер. Я пристроился за полуторкой и заглушил мотор.
Есть, ответил племянник. А тебе-то что?
Здесь налево. Вон за тем «зиском».
Когда он отошел шагов на десять пятнадцать, я окликнул его:
За что?
Я медленно ехал мимо стройки. Недостроенные бункера были похожи на пароходные трубы... Мне показалось, что на лесах мелькнула красная косынка Вали. «Привезу бетон, тогда...» подумал я и прибавил газу.
Трудовой книжечки-то нету? Нету... Угробит парень машину, кто отвечать будет?
Не знаю, не знаю, качал головой пожилой мужчина с сухим желчным лицом. Он пожевал губами и повторил: Не знаю... Шесть лет товарищ не садился за руль... Так? резко обратился он ко мне.
Федор снял со своего волосатого запястья кировские ходики на широком с подкладкой коричневом ремешке и пристроил их на приборном щитке передо мной.
Какой бетон? Валя слегка наклонилась ко мне.
Тогда я остановился и в упор спросил у него:
Не в этом дело, хозяин. Зря торгуешься. Я тут ни при чем. Даже когда я уеду, у тебя ничего не выйдет.
Прямо. Поехали, коротко приказал он, захлопывая дверь.
Хорошо, Павлик... Надо быть честным. Тебе не нравится, что я прихожу к вам? грустно спросил я. Тебе не по нутру, что я, большой и. чужой, прихожу сюда, умываюсь, распиваю чай? Мне тоже было противно, когда ко мне в машинное отделение на траулере приходил кто-нибудь и вел себя как хозяин... Я впервые заговорил с Павликом о море.
Нашел тряпку и протер все, до чего мог дотянуться. Залил воду. Потом завел двигатель фыркнул, помедлил и заработал. И работал он тихо и ровно. На блок можно было ставить кружку с водой вода только зарябится. Так в Петропавловске на судоверфи один инженер проверял качество ремонта дизелей. Я подождал, пока мотор прогреется, включил подъемник. Кузов послушно пополз вверх...
На этот раз «79-40» попался мне почти на полпути от завода. Осевший под тяжестью бетона, он вынырнул из клуба пыли и исчез. Я понял, что мне сегодня не догнать его, и сжал челюсти.
Экстра. Экстра-класс! А ты: «Плохо тянет». Это трасса тебя умотала. Денька три поездишь привыкнешь. Особенно первый поворот трудноват. Как раз скорость набираешь, а тут поворот. Ну, жми, Семен, жми... И он тронул борт, словно хотел подтолкнуть.
Точно, старина... Мне следовало бы давно посоветоваться с тобой... Я еще ни с кем не говорил об этом. Даже с твоей мамой... Получается так, что когда я... Ну, в общем, когда я долго не вижу вас с мамой, мне плохо живется. Вот представь себе: у тебя есть мама, но смог бы ты жить без товарищей? Витька ставит тебе в футболе подножки, но ты дружишь с ним. И тебе без него не то что бы скучно, а плохо, или, как говорят, погано, что ли... Так и мне, у меня есть мама и отец, а без вас мне никак нельзя! Я только сегодня догадался... Ты подумай об этом...
Что тебе нужно? отрывисто, но не обернувшись, спросил я.
Не ходи больше, густо сказал племянник.
Словом, так. Несчастная любовь дело твое личное, но парнишке биографию не порть и в душу не лезь...
А тут я, здоровенный парень с тяжелыми, сильными руками, стою посреди двора, гляжу на раскаленные добела звезды, и меня колотит внутренняя дрожь. Отчего она? Может быть, оттого, что ночь все-таки прохладная. Может быть, оттого, что падает на землю ветер и приносит то большое и неумолимое, которое люди называют урожаем...
Три старухи, сидящие у подъезда на лавочке, замолкают при нашем появлении и многозначительно переглядываются. Валя сухо здоровается с ними и, проходя мимо, чуть-чуть нагибает голову. Даже сквозь пыль заметно, что ее щеки алеют.
Пока Павлик возится с замком, открывая дверь, мы стоим на лестничной площадке. Я слышу, как Валя дышит.
Спокойной ночи, старина. Ночью будет ветер...
Да.
Валя опустила руки на скатерть и побледнела...