Но однотипные помещения продолжали сменяться, и отсутствие в них отметок означало, что я не заблудился и не повернул назад. Сотня комнат, другая я уже преодолел путь много больший, чем вчера. Мои отрывные листки закончились, не осталось свободного пространства на бумаге для продолжения карты, и мне изрядно наскучило возводить пирамиды. Их получилось ровно пятьдесят, а значит, я преодолел пять сотен комнат. Пускай по десять метров каждая и это уже пять километров пути. Куда же вёл этот загадочный книжный подвал? Быть может, раскидистой сетью ходов тайно сообщался с другими магазинами? На это мне и оставалось уповать, ибо разворачиваться и проделывать обратный путь совсем не хотелось.
По ощущениям я провёл в подвале по меньшей мере часа три. Я посмотрел на часы они показывали полночь. Я усмехнулся. Конечно же, я их неверно настроил, в действительности, должно быть, сейчас двенадцать часов дня. Тогда и ощущения мои верны, и я блуждаю под землёй уже четвёртый час. Для убедительности я достал телефон, но тот, как водится в таких случаях, разрядился. Это меня нисколько не удивило. Удивляло другое: эти три часа я дышал затхлым воздухом, перелазил через груды книг и перекладывал тяжёлые стопки, однако не чувствовал ни малейшей усталости.
Разум настаивал, чтобы я немедленно возвращался. Он утверждал, что чувства мои обманчивы и упрямство не доведёт до добра. И как бы это нелепо ни звучало, но я мог заблудиться в подвале книжного магазина и даже умереть. И всё это я понимал, но и ни с чем уйти не мог. Если бы я только знал, каким ничтожным был пройденный мной отрезок в масштабах всего загадочного книжного лабиринта! Вероятно, я бы изрядно струхнул и долго ещё не осмеливался к нему подступиться. Но тогда сердце взяло над разумом верх, и меня резко захлестнули раздражение и злость. Я скомкал карту, небрежно сунул в карман и побежал. Это всего лишь подвал, и он не может тянуться бесконечно! Я это докажу.
Конечно же, я быстро сбился со счёта и заблудился. Комнаты по-прежнему походили друг на друга, как мрачные сгорбленные близнецы. Я проносился сквозь них, теперь уже не стесняясь топтать старых страниц грязными ногами и бесцеремонно расталкивая трухлявые гробы. Но комнаты меня не выпускали. Если верить часам, я бежал два часа кряду, но моё дыхание и теперь оставалось спокойным, как гладкое море. Лишь порою волны моей крови поднимались, когда я, замерев, прикладывал пальцы к шейной артерии и спрашивал себя: «Да возможно ли это? Жив ли я?». Я попытался измерить пульс и включил секундомер, но из этой затеи ничего не вышло. Секунды куда-то стремились с излишней поспешностью и бежали гораздо быстрее, чем им следовало идти. Минуя промежуточные утешительные допущения об аномалиях и магнитных полях, я придумал себе самое простое объяснение: это сон. Оно меня успокоило и удовлетворило. Приняв его за истину, я тут же погрузился в безмятежность: во сне я не могу умереть, а значит, мне не о чем переживать и некуда торопиться.
Теперь, как и в свой прежний визит, я тщательно изучал подвал, словно оказался здесь впервые. Я всегда поступал так в осознанных снах, стремясь затвердить их в памяти и вынести в реальный мир как можно
больше деталей. Я даже пролистал несколько книг, хотя и не сумел установить ни их авторов, ни названий. Комнаты я не считал, направление выбирал произвольно. Беспечно отдавшись течению сна, я позволил ему привести меня, куда он желал привести.
За полутьмой подвала туманной пеленой спускался свет. Он не мог сойти в эти мрачные чертоги и висел над ступенями плотным белым паром. Это был выход из подвала, но не тот, которым я пришёл. Выщербленные ступени выглядели старее и были уже, сама комната оказалась меньше, а разбитая лампочка протянулась на оголённом проводе и отвернулась к почерневшей кирпичной стене. Комната была пуста, и только на полу расстелился высокий пыльный ковёр. Утопая в нём, словно в сугробе, я вышел на свет.
Я вновь находился в окружении книжных шкафов, но это были не магазинные фаты и юнцы, но старые солидные ветераны. Они щерились потрёпанными корешками книг и обозначались лаконичными буквенными именами. Я сразу узнал это место, но испытал стыд: отдавая предпочтение магазинам, я не приходил в краевую библиотеку уже много лет. Обернувшись, я едва различил за спиной темноту подвала и тогда же понял, что не сумею найти этого хода во второй раз.
Больше пяти часов я провёл в подвале и ещё час потратил на обратную дорогу. Когда я выбрался наружу, солнце стояло ещё высоко, а часы, вернув прежнюю скорость движения, показывали только три часа дня. Но едва я оказался дома, перекрытия моих энергетических стен разом обрушила скопившаяся на них усталость. Я выполз из верхних одежд, словно из-под тяжёлых завалов, лёг в постель и моментально уснул.
На другой день тайна книжного подвала уже не столько меня тяготила. По правде сказать, с утра меня больше занимал другой вопрос. Я потерял день жизни. Нет, я не растратил его впустую, он попросту от меня убежал. Вчерашний вторник для меня сменился сегодняшним четвергом, на что явственно указывали непрочитанные более суток сообщения в приложениях и отсутствие истории в браузере за вчерашний день. Версия с аномальным течением времени в подвале для меня по-прежнему звучала неубедительно, но теперь я уже не мог списать всё на длительный болезненный сон. Отрывные листочки, которые я приготовил накануне своего похода, бесследно пропали, но главным и безусловным подтверждением вчерашнего путешествия служили показания наручных часов. Они не принимали сигналы спутников сквозь бетонные плиты и земную толщу, но с известной точностью подсчитывали шаги. Девятнадцать тысяч шагов приблизительно столько мне бы и потребовалось, чтобы петляя дворами пройти от дома до книжного магазина и библиотеки.