Джек
Глава 1
Расплатился дед за покупки и уже в дверном простенке стоял, когда заслышал тоненький голосок: не то лай, не то писк. Обернулся. Под прилавком в коробке лежал щенок, обычный дворовый лохмач, крошечный чёрный с рыжими подпалинами на ушах и мордочке.
Кто это у вас? полюбопытствовал старик присматриваясь.
Соседи просили раздать, обречённо отозвалась продавец. Очень уж сердобольные. Мало им своих кошек, собак, так ещё и чужих подкармливают. Кто понаглее, те в ведро с молоком лезут, а уж соседи никому отказать не могут. Ну а этот помёт только по цепям рассадить, раз уж решили в живых оставить. Вымахают такими, что в округе всех поперепугают, а то и погрызут. Это мальчик, последний остался.
Смотрел старик на щенка и улыбался таким тот был забавным, лохматым и неуклюжим. А когда поднёс к щенку ладонь, он попятился и забился в уголок.
Этот не укусит, со знанием рассудил старик. А вот сторожем будет хорошим. Возьму щенка. Моему Полкану двенадцатый год, столько и не живут
Больше сладостей обрадовались дети щенку, непрестанно тискали, гладили, кормили и, утомив вниманием, вскорости укачали на руках. Всем домом думали, как его назвать. Посыпались Бобики и Шарики, Жучки и Черныши. Но заявил дед весомо:
Угольком будет.
Никто не поспорил, так подходило имя щенку.
Ночь провёл Уголёк в праведном сне, день последующий в беззаботном веселье. Вечером, когда чаевали, а дед, разлёгшись в колченогом кресле, неспешно потягивал едва не кипящий, горячий кофе, случилось новое знакомство. Дверь из сеней в кухню приоткрылась, в проём просунулась круглая рыжая морда, а за ней в комнату вошёл и сам Барин. Не считаясь с гостями и не смотря на них, Барин вальяжно пересёк помещение, ненадолго задержался у кресла, рассчитывая траекторию прыжка, и уверенно, по-хозяйски занял своё привычное место на коленях старика. Тогда только смерил он присутствующих высокомерным взглядом единственного глаза, задержав его на самом шумном из них, после чего недовольно отвернулся и задремал. И сколько ни тявкал Уголёк, ни извивался у ног старика, Барин не махнул хвостом, не повёл обкорнанным ухом.
Когда чуть подрос Уголёк, стал, как положено, под ногами путаться. За штанины хватал, пачкал, вцеплялся в перчатки и не отпускал, даже когда задние его лапы от земли отрывались, и тогда упрямо висел струною на одних крепких зубах. Старик смеялся, с ласковым укором бандитом величал, а старуха бранилась, гнала щенка прочь, да не так строго, чтобы её угрозы Уголёк не принимал за игру.
Беззаботно Уголёк по двору бегал, прыгал, с боку на бок перекатывался, в пыли валялся и только к ветхой собачьей будке боялся подойти. В беспечности, бывало, подбежит неосторожно, вспомнит, кто в ней, да отпрянет так резко, что с ног валится. Не принял Полкан его дружбы, скалился, зубами лязгал, к себе не подпускал. Хотя бесстрашно мимо него сновали куры, и потому была непонятна и обидна Угольку неприязнь его старшего брата. А может, Полкан, что сказать ему хотел, предостеречь, да только не мог яснее выражаться.
Много для щенка в селе забав, много интересностей, но всего больше будоражил его внешний мир за воротами. Туда, взгромоздившись на зелёный скрипучий велосипед с порванным седлом, уезжала старуха, туда уводил шустрых индюков за собою старик. Так и Уголёк в любознательности выскакивал за ними. Но добегал до асфальтированной дороги, пугался новых мест и возвращался во двор. Так продолжалось до зимы, а там и хозяева стали редко покидать дом, да и сам Уголёк не желал отходить от тёплого котла, на котором почти всегда теперь грелся Барин.
По весне, когда сошёл снег, и распутица отделила село от остального мира, в стариковом доме установился новый порядок: кто умел вылизываться переступал порог, но с грязными лапами делать того не дозволялось. Уголёк не расстраивался дни наступали погожие, располагающие к долгим гуляниям.
А когда выдавался дождь, щенок укрывался под навесом или в сарае.
Но не так легко перенёс Полкан зиму. В конуре его не было тёплого котла и мягкого пледа, ласковых пальцев и добрых слов. Под защитой тщедушной сливы его редкий седой мех боролся с холодом, а когда в который год вышел победителем, за ненадобностью слёз, да с таким обилием, что вмиг облысел Полкан. Все силы отдал он борьбе с холодом, не оставив и малости, чтобы с пищей справиться. Не питало его теперь и само солнце, потому не искал старый пёс тени конуры. Не откликался Полкан на соседский лай, а всё лежал среди хозпостроек на своём небольшом всхолмлении и тоскливо смотрел на просёлочную дорогу, проходящую от него в сотне метров, такую близкую и такую бесконечно далёкую. Не противился отныне старый пёс щенку, но смотрел сквозь него, не замечая вовсе. Когда же в очередной раз замыслил Уголёк с ним поиграться, не шелохнул ухом Полкан, да так и остался лежать, вгрызаясь ледяным взором в недостижимую заветную дорогу.
Мал ещё, на другой день отмахнулся от старухиных слов старик. Пускай бегает.
Пастьба индюков возобновилась. Птица эта поумнее кур, держится группой, не разбегается, но глупее гусей и сама домой не возвращается. Старик в свои немалые годы оставался бодрым, любил размять ноги и потому водил индюков глубоко в рощу. Там, среди акаций и шиповника он садился на бревно или пень, опускал слегу с привязанным к её концу шелестящим пакетом тот привлекал внимание индюков и погружался в неспешные мысли. А в грибной сезон так собирал шампиньоны и синеножки или тот же шиповник. Пойти со стариком в первый день нового года Уголёк по привычке испугался, но уже назавтра переборол страх, пересёк асфальтированную дорогу и с того утра неизменно следовал в рощу за стариком.