Говоря все это, Инисмей строил самые зверские рожи и показывал обнаженным акинаком, как исполняются описываемые им обряды.
А коня украли не у него, а у меня. Он скупщик краденого! Пусть Солнце лишит меня своего света, если я лгу! сказал Ардагаст.
Да кто поверит твоим клятвам, безродный степной бродяга?! вскричал Спевсипп.
Для сармата, тем более царской крови, такой клятвы достаточно, твердо произнес Рескупорид. А тебе, Спевсипп, с конями не везет. Недавно купил табун, угнанный у скифского царя. Где ты потом прятался от разъяренных скифов? Говорят, в навозной яме
Многие в толпе засмеялись. Спевсипп театрально воздел руки.
О Зевс, что ждет нас при таком царе? Плачьте, эллины, ибо грядет варварское иго, и от него вас может спасти только милость богов или дружественная рука Рима. Он зловеще усмехнулся в лицо Рескупориду. А какой у Боспора наследник, я расскажу не твоему отцу, а почтенному Валерию Рубрию, послу Рима.
Которого ты надул с шерстью, бросил царевич в спину уходящему Спевсиппу. Толпа, поворчав, рассеялась, а Рескупорид все стоял, сложив руки, и мрачно смотрел на небольшой храм с колоннами напротив дворца.
Почему ты не велел его схватить? спросил Ардагаст. Сам же говорил он вор.
Почему? А потому, что он Гай Юлий Спевсипп, римский гражданин. А мой отец Тиберий Юлий Котис, друг кесаря и римского народа. И этот город не Пантикапей, а Кесария. А этот храм здешний Капитолий, и молятся там вместо бога Нерону, то есть его гению-покровителю. А мой дядя Митридат уже пятнадцать лет томится в Риме за то, что хотел возродить царство нашего предка Митридата Евпатора.
Твой дядя что, в темнице?
Нет, на собственной вилле. Он ее прозвал «гробницей Митридата» Царевич встряхнул головой и плечами, словно сбрасывая тяжесть. Что-то мне Аристотелевы «Политии» в голову уже не лезут. Поедем-ка все втроем к Мирмекию и кургану Перисада. Выкупаемся, разомнемся хорошенько. Главное, ни один городской мерзавец нас там искать не будет. А ты, рос, мне расскажешь о ваших краях. О росах, венедах
Я сам наполовину венед.
Вот и хорошо. А то Геродот писал пятьсот лет назад, а этот Страбон про то, что к северу от роксоланов, вообще ничего не знает, даром, что семнадцать длиннющих книг сочинил.
Да мне бы сначала найти Элеазара-медника, иудея робко заметил Ардагаст.
А мы поедем мимо синагоги это у них вроде храма. Иудеи все друг друга знают.
Рескупорид скрылся во дворце и вскоре выехал верхом, в штанах и коротком плаще, с акинаком.
Проезжая через ворота акрополя, Ардагаст спросил:
Что это у вас за сармат на воротах?
Это не сармат, а мой дед Аспург, пояснил Рескупорид. Настоящий степной богатырь! После прадеда Асандра в Пантикапее правили проходимцы и римские холуи Скрибоний, Полемон. А Аспург прятался среди сарматов и меотов. И в конце концов убил Полемона и освободил Боспор.
Тогда моему отцу нужно поставить статую еще больше этой, усмехнулся Инисмей. Аспург только вернул себе царство, а отец наше царство сам создал. Он алан, а не аорс, пришел с дружиной с востока, из-за Каспия. Тогда в степи все между собой дрались: аорсы, роксоланы, языги. Только отец сумел одних помирить, а других выгнать.
Пусть ему статуи ставят ольвийцы те, что вам деньги чеканят.
Уже не чеканят, зло сплюнул Инисмей. Ольвийцы трусы и предатели, римлян в город впустили. А роксоланы и даки с бастарнами к римлянам на пузе приползли.
Зато росы Фарзоя не предали, и венеды тоже. У нас на севере народ такой если кому верны, значит, до конца. А предатели от ока Хорса нигде не скроются, Перун-Ортага их посечет их же оружием, а Мать Сыра Земля не примет ни живых, ни мертвых, сказал Ардагаст.
В синагоге мальчики застали только сторожа, который объяснил им, что Элеазар из Масады, медник, живет на горе, у западных ворот акрополя, но из города уехал
и будет разве что к ночи, а скорее завтра. Трое поехали дальше, к городским воротам, и не слышали, как сторож бормотал им вслед:
К этому смутьяну и нечестивцу только таким буйным варварам и ходить. Разве станут они искать честного и богобоязненного еврея?
За обильно накрытым столом на изящных ложах с ножками из слоновой кости возлежали хозяин и четверо его гостей царский казначей Спевсипп, посол Рима Валерий Рубрий, Левий бен Гиркан, молодой отпрыск весьма знатного рода, и его учитель, самаритянин Захария. У ложа Захарии пристроился громадный черный пес. Слуг не было, ибо за этим скромным ужином говорили о таких вещах, которые не следует знать даже самым преданным рабам.
Потос солидный, но жизнерадостный, с тщательно ухоженной бородой патриарха поднял фиал синего финикийского стекла с молодым синдским вином.
Итак, теперь ты, Левий Луций Клавдий Валент, римский гражданин. Ты снискал доверие императора разумеется, за высокие добродетели, достойные римлянина. И теперь некоторые поступки, из-за которых ты покинул Боспор, вполне можно оправдать юношеским пылом. Кстати, Менахем-рыбак угодил в руки зихских пиратов, так что обвинять тебя в подлоге, да еще в убийстве, больше некому. А Ноэми и ее ребенку я все это время помогал из твоих денег, конечно. Эти незаконные дети становятся твоими злейшими врагами, если их бросить в нищете Главное, ты не утратил веры в единого Бога и в бессмертие души. А мелкие грехи мы, фарисеи, умеем прощать друг другу. За тебя, мой мальчик!