Двор крепости заполняли светловолосые молодые воины с копьями и топорами, одни с медвежьими шкурами на плечах, другие в добротных чёрных полушубках. Мечи были не у многих. Это была младшая дружина двух племён. Старшие дружинники, старейшины родов и сами князья сидели в длинном доме. Юноши расхаживали по двору, затевали, чтобы согреться, борьбу или поединки на копьях и гадали: о чём это переговаривается знать двух племён с полумедведями, чья шайка разбойничала и в голядских землях в верховьях Днепра, и в литовских к западу от него по Березине?
В самой большой комнате длинного дома, украшенной по стенам головами оленей, зубров, туров, вепрей, увешанной медвежьими и рысьими шкурами, за большим столом сидели знатнейшие лесовики суровые, длинноволосые, без бород, но с длинными вислыми усами. На одном конце стола расположились рядом оба князя. Радвила, по прозвищу Рыжий Медведь, и впрямь напоминал медведя большого, неуклюжего и с виду добродушного, но способного натворить много страшных дел. Совсем иначе выглядел хозяин городка Гимбут. Тёмные волосы, редкие среди голяди, мрачное лицо с резкими чертами, недоверчивые, колючие серые глаза. Было жарко натоплено, и Радвила распахнул кафтан и расстегнул рубаху, обнажая поросшую рыжим волосом могучую грудь. Но угрюмый чёрный, подбитый рысьим мехом кафтан Гимбута оставался запахнутым.
Против князей сидел старик в белой жреческой одежде, с неостриженными волосами и бородой, семь раз опоясанный расшитым священными знаками поясом, Ажуол, верховный жрец голяди. Он служил Перкунасу-громовнику, которого здесь почитали в облике медведя. Мудрого и рассудительного жреца племя уважало. Но для князя и его дружины гораздо больше значило слово жреца в чёрных одеждах, носившего жуткое имя Визунас. Так звали дракона, что пожирает души мёртвых, не сумевшие выбраться с помощью медвежьих и рысьих когтей на гору к богу неба. Гимбут с дружиной исправно поклонялись Перкунасу, как и всё племя. Однако Громовник мог дать телесную силу, мужество, победу но не ту таинственную, колдовскую силу, что воздвигает избранных воинов над простыми. Этой силой Смерти владел и наделял ею Поклус. Его многознающий слуга Визунас справлял для князя и самых близких к нему дружинников страшные обряды, кончавшиеся людоедскими пиршествами.
Сейчас главный жрец сидел рядом с Медведичами, на которых почти все глядели с недоверием и даже враждебностью.
У вас в Черной земле что, воевать разучились? Или нас хотите в засаду заманить? Радвила смотрел на них насмешливо, словно на не умеющих как следует врать мальчишек. Так мы и засады не побоимся. Только вас поведём связанных. И если что... пустим на мясо! Он загоготал на всю комнату. Вашими медвежьими половинами я бы и сам полакомился. А остальное пусть возьмёт себе Гимбут. Ума от вас не наберёшься, так хоть силы прибавится.
Собравшиеся покатились со смеху.
Да они просто лазутчики, презрительно скривился Гимбут. Небось гадаете, зачем мы оба здесь, да ещё с войском? Скажу. Мы собрались в набег как раз на вашу Чёрную землю. И подставлять ради вас, трусов, головы под сарматские мечи не собираемся. Да! Вы, венеды, трусы и сарматские рабы, и ни на что больше не годитесь.
Мы трусы? взревел Бурмила. Кто так думает, пусть выходит и бьётся хоть с одним из нас двоих! Кто кого одолеет, тот того и съест! Били мы ваших родичей будинов и вас побьём!
Собравшиеся возмущённо зашумели. Некоторые вскакивали, хватались
за оружие. Радвила поднялся и сбросил кафтан, всем своим видом показывая, что готов драться не только с Медведичем, но и с настоящим медведем. Шумила бросил отчаянный взгляд на Визунаса. Тот спокойно встал, по-особому взмахнул рукой и вдруг словно могильным холодом дохнуло на всех, заставив притихнуть самых буйных. Взгляды всех невольно обратились к жрецу. Его худое бесстрастное лицо обрамляли рано поседевшие волосы, падавшие на покрытые чёрным плащом плечи. На чёрной рубахе были серебром вышиты три черепа человеческий, бычий и конский и две змеи.
Вы, драчливые петухи, ещё ни поняли, кто и зачем пришёл в лес? Этот Ардагаст не просто сармат и явился не только за данью. Он не ищет ни добычи, ни рабов на продажу. Зато ему уже покорились три сильных племени. Теперь они будут воевать только с его врагами, почитать только его богов. Откуда у него, безродного бродяги, такая сила? Боги восстали друг на друга, вот что! У него чаша бога Солнца. Вот кто хочет сделать нас рабами своей Огненной Правды! Она, к примеру, не велит людям ни почитать Тьму, ни вкушать мясо людей.
Гимбут стиснул руки. Его лицо застыло. Слова князя падали тяжело, как удары молота:
Из всех лесных племён только у нас, голяди, самые благородные воины и жрецы едят человеческое мясо. Если мы не станем это делать, мы уже не будем голядью. Голос его гневно возвысился. Кто позволил этому Ардагасту делать нас сарматами?
Вас сделают не сарматами и не венедами, а такими же ублюдками без рода и племени, с нечистой кровью, как он сам. Не будет ни голяди, ни литвинов, ни нуров, а только рабы Солнца и Солнце-Царя. Он приведёт с юга своих венедов, они будут сводить наши леса под пашню, и непокорным станет негде укрыться. Он станет водить вас в походы на край света именем Солнца, и вы не сможете сказать «нет», ибо у вас не будет бога, противящегося Солнцу, сказал Визунас.