А на столе чего только не было: и свиная печёнка с чесноком, и свиные же головы с хреном (всё от обильных новогодних жертвоприношений), и кровяные колбасы, и медовые пряники, и тарань в мёду, и медовая сыта... Поесть тут любили и знали, кого и как заставить давать для этого стола всё, что хочется хозяевам, ещё и радоваться, что угодил могучим чародеям и их богам.
Бурмила запускал когтистую лапу в горшок с мёдом и облизывал её, урча от удовольствия, а мать ласково поглаживала его по спине, покрытой густым мехом:
Кушай, кушай, дитятко! Какой ты у меня заботливый: из Милограда раненый уходил, а корчагу с мёдом для матери унёс.
Далась тебе эта корчага, проворчал Шумила. Лучше бы мехов побольше из Яроцветова тайника вытащили, пока храм не загорелся.
Так ведь мёд-то какой: вербовый, такой только нуры и умеют добывать!
Кому что... Мне вот досадно, что нурскую землю не отстояли. Эх, кончилось волчье племя неодолимое! Он ударил ладонью по столу так, что задрожали миски и кружки. Были волки, а стали псы Ардагастовы. Теперь жди всю его свору сюда, и не позже чем через месяц. А у нас народ трусливый, на сармата и дохнуть побоится.
Сами его таким и сделали, подал голос Скирмунт.
Кто же знал, что у росов всё так переменится, развёл руками Чернобор. Что бы этот щенок без Вышаты смог? Выучил покойный Лихослав себе на погибель... Помню, сидит Вышата с греческой книгой её и сам учитель прочитать не мог и говорит: «Зачем ты, Чернобор, власти ищешь? Может, ты не для неё рождён? Спросил бы свою долю-рожаницу. Вот ради мудрости стоит обойти весь этот мир и ещё два мира. Всё у человека можно забрать и власть, и дом, и землю, а мудрость нет». Изводить таких надо, пока не стали... мудрыми! стиснул кулаки волхв.
А этот Ардагаст, говорят, красивый, мечтательно и игриво проговорила Лаума. Причаровать бы его... Шумила, не достанешь ли его следок?
Может, лучше волос? С головой вместе? огрызнулся Шумила.
Мало ещё знаешь людей, дочка, покачала, головой Костена. Такой ради своих светлых богов хоть какую лапушку бросит, и без всякой отсушки.
Лучше порчу навести, хищно осклабилась Невея. Обернусь сорокой, украду хоть платок его...
Не пробуй, сестрица, самой хуже будет, махнул рукой Шумила. У него два волхва всего, зато какие сильные! Хоть какие чары отведут, да на того, кто насылал. Всей нурской землёй справиться не смогли с этим выкормышем Вышатиным.
Не в одном Вышате дело, задумчиво произнёс Чернобор. От него след идёт на юг к Братству Солнца. Этим до всего на свете дело есть, как богу их. Не успокоятся, пока на свете есть Чёрная земля и мы в ней.
Вот-вот, с юга идёт вся эта погибель, вмешался Скирмунт. Дреговичи, нуры, будины всё водились со сколотами да с сарматами. Значит, нужно защитников искать на севере. Позовём сюда северных лесовиков. Зачем нам сарматы? Пусть хозяином леса будет лесной царь, а не степной.
Это кто ещё? почесал затылок Бурмила. Радвила Рыжий Медведь, князь литовский? Он ведь только в прошлом году сюда с набегом приходил. Или Гимбут-людоед? Им у нас детей пугают.
Главное, при них нам место будет, возразил Скирмунт. А при Ардагасте нет.
Густые брови Чернобора сошлись, взгляд стал словно у хищной птицы, высматривающей добычу.
На юге солнце сильнее всего. А на севере вовсе не бывает. На ножнах степных мечей бьётся грифон, птица Солнца, со змеем преисподним. На силу юга, силу Солнца, нужно силу Земли. А где почитают змей больше всего, а, зять?
На севере, у литвы, голяди, пруссов, откликнулся Скирмунт. Вот где берегут истинную, старинную веру. С ней никто нас, лесовиков, в степь не уведёт.
Решено! Чернобор опустил на стол широкую пятерню. Поезжайте, сынки, на север, к Гимбуту и Радвиле. Скажите: верховный жрец Чернобор именем Поклуса и всех лесных богов призывает вас уничтожить проклятого Ардагаста, заклятого врага всего леса. Наградой же вам будет Чёрная земля: приходите и владейте нами. Но прежде, сынки, идите к Визунасу, жрецу Поклуса. Он был у нас в прошлом году и знает тайну пекельного огня. Пусть знает: только этим огнём можно истребить войско Ардагаста и его чашу, но если нападать, а не обороняться, как в Милограде.
Далеко ехать-то, встревожилась Костена. Как твоя нога, Бурмилушка?
Давно зажила, махнул рукой Бурмила.
Братец Шумила хорошо кровь заговаривать умеет.
У него на человечьем теле заживает лучше, чем у меня на медвежьем, кивнул Шумила.
Бурмила по-звериному, без ложки, выел миску овсяной каши и лапой вытер морду:
Хороша каша, а из Славятина овса была бы ещё лучше. Что, так и не прислал овса?
Нет, только сала и холста, ответила мать.
Вот сквалыга, а ещё старейшина! Послать бы к нему змея по овёс, а, батя?
Я ему ещё лучше устрою, усмехнулся Чернобор. Собирается Славята сына женить. На нурянке какой-то. Если ещё и меня на свадьбу не позовёт весь свадебный поезд оберну волками. С волками родниться по-волчьи выть. Пусть вспомнят, кто в лесу хозяин!
У самых истоков Сожа, неподалёку от долины Днепра, на холме поднималась над заснеженным морем лесов Тушемля, или Медвежья Голова, священный стольный град голяди. Здесь, в отличие от венедских городков и сёл, ни у кого, даже у князя, не было своего собственного дома. Жили всем родом в одном длинном доме, подковой изогнувшемся вдоль вала и деревянной крепостной стены. Посреди городка стоял столб, увенчанный медвежьей головой с оскаленными клыками. Вокруг него круглая ограда из двенадцати идолов.