К сожалению, все хорошо никогда не бывает. Оказалось, что овраг слева лишь метров сто идет параллельно фронту, а затем резко сворачивает у леса и далее тянется перпендикулярно прежнему направлению. Иначе говоря, на левом фланге можно было ожидать внезапного появления противника, а этот фланг у нас не был прикрыт.
Бойцы работали четко и быстро, и наконец разбитая на квадраты лощина была заминирована. Можно было давать команду к отходу, когда мы услышали выстрелы со стороны амбара. Утренний воздух обманчив,
и, может быть, стреляли где-то дальше, например в расположении соседнего батальона, который занимался той же работой, что и мы.
Надо было выяснить обстановку, но тут мы увидели, как слева из-за оврага появляются немецкие бронемашины с пехотой. Они стали разворачиваться вдоль оврага в направлении высоты с амбаром. Они еще не достигли лощины и могли прорваться к амбару, минуя минное поле.
Был вариант встретить машины врага возле дороги губительный для нас вариант, так как противник численностью превосходил нас в несколько раз. Пропустить же врага к высоте с амбаром означало пожертвовать группой Вознесенского.
Есть такое понятие импульс воли. В нем умещается и единственно правильная мысль, и весь твой сконцентрированный в одном мгновении опыт, и вся ответственность за принимаемое решение. Импульс воли толкал меня завязать бой прямо с минного поля. Вокруг нас таились установленные нами мины, но ведь мы-то были на «ты» с ними конечно, при известном хладнокровии и четкости наших действий. А для врага лощина должна была стать ловушкой. Если бы я усомнился хоть на мгновение, наверное, единственно правильное решение не было бы принято. Но в том-то и смысл импульса воли, что он помогает отмести излишние сомнения, руководствоваться главным.
Не имея времени развернуть бойцов в цепь, я скомандовал:
По бронемашинам огонь!
Автоматные очереди не принесли особого вреда противнику, и он, уверенный в своей мощи, тут же развернулся и двинулся на нас. Очереди трассирующих пуль прижали бойцов к земле.
Одна из машин продолжала двигаться к амбару, а остальные устремились к лощине. Отходя, мы продолжали вести огонь, заманивая врага на минное поле.
Лабиринт мин был знаком нам. Однако отступление под трассирующими пулями в предрассветной полутьме не прогулка. И все же нам удалось не только обойтись без потерь, но и заманить вражеские бронемашины на минное поле. Они взлетали одна за другой. Пламя пожара охватило всю лощину. Враг потерял возможность не только маневрировать, но и не мог вывести уцелевшие машины с минного поля.
Я вспомнил, что одна из машин ушла к амбару, и оттуда сейчас слышался дробный голос автоматных очередей. Судя по стрельбе, бой у амбара шел отчаянный. Надо было, не мешкая, помочь Вознесенскому.
Местность была пересечена, рассвет только что наступил, пожар в лощине наверняка деморализовал врага все это и помогло нам появиться в тылу у атаковавших амбар неожиданно.
В течение нескольких минут нам удалось уложить около двух десятков гитлеровцев, а одного взять в плен.
Однако тут произошло неожиданное. Как только мы попытались подойти к амбару, оттуда донеслись выстрелы, и двое бойцов были ранены.
Где Вознесенский? Кто ведет огонь из амбара?
Укрывшись за земляной насыпью, я приказал доставить пленного. Тот долго не мог говорить и только закрывал лицо руками. Наконец он объяснил, что в амбар со стороны овина прорвались немецкий обер-лейтенант и два солдата, и теперь с одной стороны амбарного подвала были наши, с другой немцы.
Мы были в нескольких десятках метров от амбара.
Вознесенский! крикнул я, надеясь, что комиссар меня услышит. Николай Николаевич!
Ответа не было.
Вознесенский! громче повторил я.
Неожиданно из амбара донесся ломаный русский голос:
Я плохо слышал. Как звать Вознесенский?
Кто говорит? крикнул я, недоумевая.
Как звать Вознесенский? снова спросили из амбара.
Я решил ответить:
Николай Николаевич.
Где Николай Николаевич, тщательно выговаривая слова, спросили из амбара, арбайтен работал до войны?
Зачем вам это? Я раздумывал и хотел выиграть время.
Он работал Австрия Вена Посольство Советский Союз?
Информированность собеседника была совсем уж поразительной.
Кто вы? крикнул я.
Работал? настаивали из амбара.
«Черт с ним! подумал я. Никуда он не уйдет с этими сведениями. Забросаем ту половину амбара гранатами и навсегда отшибем у него память».
Да! крикнул я.
Несколько секунд была тишина, а после нее раздались две короткие очереди, и снова стихло.
«Нет, уговаривал я себя, это он не с Вознесенским расправился. Он до Вознесенского не добрался. Иначе бы им не нужно было атаковать амбар».
Эй! крикнул я. Что там у вас?
Мне надо помогать! глухо ответили из подвала.
«Не ловушка ли это?» подумал я.
Надо помогать! повторили громче. Николай Николаевич, снова донеслось из амбара, очень ранен.
Я высунулся из-за укрытия и увидел, что из того окна, которое было занято
Вознесенским, выглядывает молодой красивый человек в форме немецкого обер-лейтенанта.
Почему стреляли? спросил я.
Я таким образом давал знать о себе, спокойно ответил обер-лейтенант. Нужно было помочь мне.